— Так почему она так обеспокоена из-за этого? — Я обернулась и вполне очевидно застала шерифа, наблюдающей за детьми, пока мы пробирались через небольшие заросли и ветки на другой стороне.
— На самом деле, когда она была моложе, много лет назад, она вместе с друзьями провалилась под лед. Ее вытащили, а два других ребенка утонули. Тогда была необычайно теплая зима.
— Да, но иногда кое-что нельзя просто так забыть, — прошептала я с чувством вины. — Те воспоминания, должно быть, всплывают у нее в памяти...
— Я знаю, это, должно быть, ранит ее, но нельзя прекращать жить из-за несчастного случая. В этом городе люди все время попадают в автомобильные аварии, мы не можем запретить им водить. Они дети. Дети бесстрашные и наивные по своей природе. Это мы, взрослые, их пугаем, — сказала она, и я заметила, что она в этот момент положила руку на живот.
— Мерфи... — Я не договорила, когда увидела, что обращенное ко мне веснушчатое лицо стало серьезным. У меня не было права лезть не в свое дело, поэтому я задала другой вопрос... но он тоже отдавал любопытством. — Как у вас дела с Дэвидом, если ты не против, что я спрашиваю?
Она покраснела, затем улыбнулась и кивнула сама себе.
— У нас все хорошо. Я знаю... Я знаю, в прошлый раз... у нас все было не очень хорошо... у него было не очень хорошо. Но ему лучше. Он бросил пить и посещает терапевта.
— Доктор Монтерроса? Я слышала, он классный.
Он отклонилась и оглядела меня с ног до головы.
— Посмотри на себя, ты уже совсем как местная.
— Просто хорошо имена запоминаю...
— ПОМОГИТЕ!
Мы одновременно обернулись и увидели, что лед затрещал под ногами у детей.
— НЕ ДВИГАЙТЕСЬ!
Мы с Мерфи побежали. Мы добрались до края озера, когда лед вдруг проломился, и детские пронзительные голоса стали короче, отрывистее и совсем прекратились, когда дети ушли под лед.
Мерфи хотела побежать, но застыла, взявшись руками за живот.
СТОЙ! Закричал мой разум, и я подумала, что кричу это ей, но осознала, что уже бегу и ныряю под лед. Вода словно ножами пронзила меня со всех сторон, а затем все погрузилось в темноту. Я схватила чью-то руку и подняла ребенка к поверхности, Мерфи подхватила и вытащила его, а я нырнула за остальными. Я выталкивала их из воды одного за другим, и каждый раз сама уходила все глубже.
МАЛАКАЙ
К тому моменту, как мы вернулись на пляж, все побежали в сторону озера, и я не понимал, почему, пока не увидел верхушку ее кудрявой темной головы, нырнувшей под лед.
— ЭСТЕР!
Крик сорвался с губ словно пламя, сердце вспыхнуло, и я бросил все из рук и побежал не в сторону пляжа, а ко льду. Я знал, они кричали и просили меня остановиться, но я не мог. Меня тянуло только к этой дыре, величиною с кратер у самого края воды.
— Я не вижу ее! — прокричал кто-то, глотая воздух. — Не...
Я, не раздумывая, прыгнул за ней в воду. Вода... просто гибель. Если вообразить, что одна вещь воплощает другую, то вода — это смерть; холодная, карающая, поглотившая весь свет. Я едва мог видеть ускользающий солнечный свет, а легкие мои горели тем сильнее, чем дольше я был под водой, но мне было все равно. Я заплыл еще дальше, поворачивая головой то влево, то вправо. В тот момент я молился, чтобы, неважно, какая связавшая нас сила — любовь, магия, Господь — помогла мне найти ее. Когда я заметил идущие снизу пузырьки воздуха, я нырнул глубже, и увидел, как она кричит. Я схватил ее, и она посмотрела на меня в ужасе, хватаясь за горло, а затем затихла.
ЭСТЕР!
Я не мог кричать. Все, что я мог, — достать и схватить ее, пока плыл назад к пролому во льду. Я уже мало что видел и все же поднимал ее первой, пока, наконец, мы оба не проломили поверхность, и я не вдохнул воздуха, чтобы криком прохрипеть ее имя.
— Эстер! ЭСТЕР!
Я не видел никого другого, даже когда они помогли нам вылезти и положили ее на снег. Они кричали, пытались укрыть меня, пытались разделить нас. Я сложил руки и ударил ей по груди сильнее, чем, наверное, должен был, затем нагнулся и вдохнул в нее едва наполнивший мои легкие воздух.
— Ну, давай! — кричал я ей, прежде чем снова сделать дыхание в рот. — ЭСТЕР, НУ ДАВАЙ!
Казалось, до этого момента, когда она стала откашливать воду, прошли миллионы лет.
— Вот так. Давай, детка! — Я наклонил ее голову набок, чтобы вытекла вода, но ее стало трясти в моих руках. — Эстер?
Ее карие глаза вдруг открылись, и в них я увидел страх.
— Нет, нет, ты в порядке.
— Я... Я... прости, — выдыхала она, стуча зубами.
Я поднял глаза, ища что-нибудь, чем согреть ее, и заметил, как несколько человек были заняты тем, что отогревали одеялами мальчишек. Вокруг нас были десятки людей, которые спешили помочь, но я не чувствовал ничего, кроме страха.