— Но не всем в нашей стране это нравилось! — выдохнул генерал с неким ожесточением, предполагавшим его отрицательное отношение к «не всем». — И вот, когда он взялся за попов, в одной из церквей вдруг начала плакать икона! И заметьте, плакать маслом!
Тут уж все присутствовавшие в зале ангольские военные оживились. То ли их так пронял исторический анекдот, то ли они и сами не отказались бы от подобного источника растительных жиров.
— И тогда Петр издал указ! — Здесь генерал многозначительно посмотрел на своего подопечного, а голос его зазвучал громче. — И указ тот гласил (все затаили дыхание): «Если иконы и дальше будут плакать маслом, то задницы попов заплачут кровью!»
Первыми в помещении захихикали советские офицеры. Когда переводчик генерала добросовестно изложил содержание сказанного на португальском, к ним присоединились и всегда способные оценить хорошую шутку африканцы.
— Излишне говорить, — закончил свою басню с намеком довольный произведенным эффектом генерал, — что никакие иконы в правление царя Петра больше не плакали!
После довольно продолжительной паузы, в течение которой присутствовавшие шумно обсуждали услышанное, командующий ВВС поднял руку. Разговоры постепенно смолкли. Анголец ухмыльнулся и, выдержав театральную паузу, произнес:
— Если бы Педро Великий воевал в Анголе, то, боюсь, он скоро обнаружил бы, что африканца бесполезно колотить по его тощей заднице! И что если африканец не хочет что-нибудь делать, то тут не поможет и самая крепкая палка!
Зал затих, услышав это довольно прямое предложение не соваться не в свое дело. Советский генерал, уже севший на свой стул рядом с подсоветным, внимательно выслушал перевод, заиграл желваками и напряженным тоном произнес:
— В таком случае мы готовы посадить в ангольские самолеты советских и восточногерманских пилотов!
Услышав это, мягко говоря, радикальное предложение, некоторые из советских офицеров в полном недоумении посмотрели на шефа. В их контрактах было ясно сказано о неучастии в боевых действиях. Но главное — одобрение для подобной операции могло быть получено только из Москвы. Конечно, для них, повоевавших в Египте, Вьетнаме и многих других «горячих точках», такой подход никак не являлся новым. Однако времена были другие, по Кремлю и в здании на Старой площади гулял тоскующий призрак доигравшегося коммунизма, да и восточные немцы в последнее время чаще вспоминали о единой Германии, чем о нерушимой дружбе с великим советским народом. В общем, хотя в Генштабе еще хватало ястребов, коршунов и прочих хищных орлов, предложение бравого генерала, скорее всего, являлось блефом. Впрочем, представители ангольской стороны, еще не забывшие, какие неожиданные штуки мог при желании сотворить великий северный покровитель, отнеслись к сказанному вполне серьезно. Командующий ВВС перестал улыбаться, угрюмо посмотрел на советника-опекуна, помолчал, жуя толстыми губами, и наконец сдался.
— Я уверен, — пытаясь сохранить лицо, важно начал африканец, — что ангольские летчики примут к сведению все сказанное советскими товарищами и что теперь подготовка к операции будет идти совсем иным образом!
Молодой генерал сухо улыбнулся в ответ:
— Ну слава Богу! В конце концов, мы же не Гернику бомбить собрались!
Тут же, резонно полагая, что железо нужно ковать, пока оно горячо, он предложил немедленно провести аэрофотосъемку объекта. Заручившись неохотным согласием командующего, он сообщил, что уже назначил координационную встречу с «намибийскими товарищами», имея в виду военное руководство СВАПО. Дело в том, что Жамба находилась рядом с Намибией, и если бы кто-то из атакующих оказался сбит партизанскими зенитками и «стингерами», то катапультировавшимся летчикам стоило спасаться именно в направлении границы. Там их уже ждали бы мобильные группы давних союзников по борьбе в Южной Африке. Лейтенант лишь хлопал глазами, узнавая обо всех этих любопытных подробностях африканских войн. Наконец совещание было закончено, и его участники потянулись к выходу, вытирая пот с лиц (уже наступил пик полуденной жары), доставая сигареты и обмениваясь впечатлениями. В этот момент генерал глазами отыскал в толпе разведчика Вань-Ваня и кивком головы пригласил отойти в сторону. Семеныч и Лейтенант вышли на улицу. Через пятнадцать минут главный разведчик присоединился к спасавшимся от солнца в тени развесистой магнолии коллегам. На его лице было типичное выражение советского военного, узнавшего, что у соседей произошло несчастье, но что ему самому за это ничего не будет. Подозвав к себе подчиненных, он оглянулся по сторонам и тихим голосом сказал: