- Но ведь не могу же я на них донести!
- А разве лучше позволить им убить женщину?
- Все равно предавать - подло.
- Может, это и подло, но если ты не помешал им, а потом смолчал - это страшный грех. Помедлив, она прибавила, ущипнув его за руку:
- Это смертный грех, понимаешь? Смертный грех! Робер не отозвался. В чашу водосборника стекала вода, и, когда ветер налетал с особенной яростью, мелкие брызги долетали до них. Жильберта схватила его за руку и воскликнула:
- Я придумала!
- Что? Говори! Говори скорее!
- Тут нужен такой человек, который может их остановить, но при этом ничего не скажет жандармам и не станет требовать, чтобы их наказали. Кто может их остановить и объяснить, что они сошли с ума, но не упрячет их потом в тюрьму, а главное - не подставит тебя.
- Ну?
- Господин кюре.
От изумления Робер не находил слов, потом наконец выдавил:
- Кюре? Ты говоришь, кюре?
- Ну да! Сейчас ступай к нему и все ему объясни! Сам знаешь, у него есть мотоцикл. Вы поедете в Малатаверн, а когда придут те двое, он с ними поговорит. Они наверняка его послушают.
Робер не отвечал. Жильберта встала и потянула его за руку. Робер поднялся, но так и не двинулся с места.
- Идем, - проговорила девушка, - нужно спешить.
- Нет, не могу. Ты представляешь себе, с какими глазами я приду к кюре! Ведь после маминой смерти ноги моей не было в церкви!
- Ты совсем ума лишился? Неужели из-за этого он откажется тебя выслушать?
- Да нет, но понимаешь, несколько раз он пытался со мной поговорить, а мне удалось отвертеться. Так что он наверняка сердит на меня.
- Зато я просто уверена, что он тебя выслушает.
- Нет, это невозможно.
- Почему?
- Я точно знаю, что тем двоим будет все равно, кому я на них донес кюре или жандармам, в любом случае они взбесятся.
- Ну знаешь, это уж чересчур! Чем они рискуют? Ну, получат пинок под зад или пару затрещин, только и всего.
Жильберта немного помолчала, но Робер не отвечал, и она продолжала:
- Тем более что они прекрасно его знают, я-то в курсе. Кто-кто, а они ходят к мессе.
- Только не Серж.
- Иногда и он тоже - с бабушкой. А уж Кристофа я там вижу каждое воскресенье.
- Знала бы ты, почему он туда ходит! Девушка наклонилась поближе. После недолгого колебания Робер хмыкнул и проговорил:
- Все из-за родителей. Его папаша всегда говорит: "Если занимаешься коммерцией, то собственное мнение совершенно Ни к чему, нужно поступать так, как все".
- Что ты несешь?
- Это чистая правда. Кристоф даже говорит, что если бы у отца была бакалейная лавка в селении зулусов, ему пришлось бы исполнять вместе со всеми танец живота.
- Что вы за дураки! - воскликнула Жильберта. - Я точно знаю, я уверена, что мать Кристофа очень набожная женщина.
- Плевать мне на это!
Он заметно нервничал: двинулся было в сторону улицы, огляделся, вновь подошел к Жильберте, которая так и не тронулась с места.
- Нужно что-нибудь делать, - возмутился он. - Еще немного, и будет поздно.
- Мне кажется, кроме господина кюре никто тебе не поможет. Не хочешь не надо... Тогда нечего здесь больше делать!
Она шагнула было в сторону, но Робер удержал ее.
- Нет, не уходи... Не бросай меня одного... Ты ведь не уйдешь?
- Ты должен решиться...
Девушка недоговорила. Ветер донес рокот мотора. Робер и Жильберта опять отошли подальше от дороги и спрятались за чаном.
Машина проехала мимо. Фары осветили стену водосборника, исписанную мелом вокруг таблички: "Родители несут ответственность за ущерб, причиненный их детьми общественной мыльне".
- А что, если ты сама пойдешь к кюре? - спросил Робер.
- Я?
- Ну да! Ты ходишь к мессе каждое воскресенье и знаешь его куда лучше, чем я.
- Тогда придется сказать, что мы с тобой встречаемся.
- Не обязательно. Ты вполне можешь сказать, будто видела, как какие-то люди крутились у дома мамаши Вентар.
Жильберта задумалась. В неверном свете раскачивавшихся на ветру фонарей Робер видел ее нахмуренные брови, упрямо склоненную голову и буравивший его жесткий взгляд исподлобья.
- Нет, не могу, - отрезала она. - Он сразу спросит, почему я ничего не сказала отцу. Да еще поинтересуется, почему это я шляюсь по улицам в такую поздноту, да и вообще - как я сумела выбраться из дома. Нет, нет, я не могу.
- Вот видишь, ты тоже предпочитаешь, чтобы старуху убили.
Жильберта ничего не возразила. Она по-прежнему смотрела на него исподлобья. Робер подошел поближе и медленно, подбирая слова, проговорил:
- Когда ее убьют, ты пожалеешь об этом.
Девушка не отвечала, и Робер продолжал гнуть свое:
- Ты очень пожалеешь, и тогда, может быть, кюре все и узнает... Может, он узнает, что ты могла им помешать.., что ты просто не захотела к нему обратиться, хоть ты хорошо его знаешь. Мы все пострадаем. Все! Из-за одной тебя!
Над водосборником пронесся шквал, подняв целую тучу мелких брызг и окатив Робера и Жильберту, а фонарь так и заходил ходуном - луч света несколько раз скользнул по стене. Робер придвинулся ближе, чтобы лучше видеть лицо девушки. Жильберта плакала. Слезы катились по ее щекам. Она, казалось, была потрясена и выглядела очень несчастной. Робер взял ее за руку.
- Что ты?
Жильберта понурилась.
- Скажи, что с тобой? - настаивал парень.
- Ее убьют. Я уверена. Я точно чувствую: ее убьют. Что-то мне подсказывает: случится несчастье. Ничего удивительного: Малатаверн скверное место. Так говорят старики. Еще когда тут ездили ломовые извозчики, там находилась харчевня... Развалины - все, что от нее осталось. Там случилось много преступлений, вроде бы даже под развалинами погибли люди.
- Это все сказки!
- Нет, я чувствую, что несчастья не миновать. А произойдет оно по нашей вине и падет на нас... На наш дом, на моих родителей тоже. И все из-за меня.
- Что за чушь ты несешь? Это все ерунда. Голос Робера звучал уже не так уверенно. Он тоже припомнил истории, связанные с Малатаверном. Дом под горой. Дом, где творились страшные дела. Гиблый дом. Кое-кто утверждал, что места эти назывались гиблыми вовсе не из-за того, что располагались на северном склоне холма, где всегда было холодно, а из-за людей, которых когда-то убили в этом доме и закопали в лесу.