- Это я! - Робер не узнал собственный голос. Стайка птиц вспорхнула с соседнего дерева.
- Что вам нужно?
Робер шагнул вперед. Ставни распахнулись, в окне показалась женщина. Из-под черного пальто виднелась белая ночная рубашка длинная, до пят.
- Что вам угодно? - повторила она.
- Мне нужен господин кюре.
- Подойдите ближе.
Робер поднялся на две ступеньки и остановился. Старушка посторонилась, так чтобы свет падал на Робера. Он заморгал.
- А, это ты, малыш Пайо, - протянула старуха. - Чего тебе нужно от господина кюре?
- Я пришел за ним, это очень важно.
- Наверное, к отцу? Никак, допился?
- Да нет, тут совсем другое дело.
- Тогда выкладывай, говори.
- Не могу. Я могу сказать только господину кюре... Это... Да не могу я! Он должен пойти со мной.
Старуха подалась вперед, желая получше его разглядеть.
- Честное слово, - воскликнула она, - да ты же пьян! Яблочко от яблоньки недалеко падает... Какой стыд! В твои-то лета! Ну, красота, ну, прекрасно! Ах ты, сопляк! Убирайся отсюда сию же минуту! Столько лет не появлялся в церкви, а теперь пришел будить господина кюре из-за какой-то ерунды, из-за пьяной дури! Давай, убирайся, а то я позову жандармов!
Робер спустился по лестнице, обернулся и увидел, как старуха, погрозив ему кулаком, захлопнула ставни.
Жильберта дожидалась его на улице.
- Слышала? - поинтересовался он.
- Старая ведьма, - в ярости прошипела Жильберта. -У-у, змея! Если бы господин кюре знал!..
Обессиленный Робер привалился к стене. Ноги у него дрожали. Казалось, он не сможет и шагу ступить.
- Ну вот, - пробормотал он. - Это конец. Мы все испробовали... Теперь конец всему.
- Идем, - приказала она. - Идем скорее и перестань говорить глупости.
Юноша поплелся за подружкой в сторону площади. Добравшись до освещенного места, Жильберта остановилась прямо перед ним и заставила его приподнять голову. Робер плохо соображал, но все же увидел что-то суровое, жесткое в ее лице, чего раньше никогда не замечал. Совершенно неожиданно она стала похожа на мать.
- Слушай внимательно, - велела она. - Внимательно! Теперь у нас нет времени на споры. Или ты пойдешь в жандармерию, или мы вдвоем отправимся в Малатаверн.
- Ух ты! Это зачем?
- Неужели ты думаешь, что они осмелятся туда заявиться, если увидят, что мы уже там?
- Да уж не постесняются. Наклонившись поближе, она шепнула:
- Струсил? Ну скажи, что боишься. Ты всю дорогу озирался, оглядывался, шарахался от каждой тени, от каждого темного угла. Думаешь, я не видела? Ты думал, что Кристоф поджидает тебя где-нибудь поблизости и теперь спросит, куда это мы направляемся? Ты ведь этого боялся? Ты опасался Кристофа?
Робер с трудом сглотнул.
- Нет... Не в этом дело... О нем я не думал.
- Значит, о Серже? Неужели ты боишься этого слабака? Голос Робера прозвучал чуть тверже, когда он возмущенно воскликнул:
- Этого сопляка? Вот уж нет!
- Тогда что с тобой творится? Ну, выкладывай! Робер оглянулся, окинул взглядом площадь. Церковь черным силуэтом выделялась на фоне летевших по небу облаков.
- Ничего со мной не творится. Ровно ничего.
У него опять сдавило горло. Говорить было трудно.
- Если бы ты не боялся, мы уже давно добрались бы до жандармерии или были бы на подходе к Малатаверну, возразила Жильберта.
- Нет, я не боюсь, - повторил он. - Только нечего нам надеяться на жандармов. Я не подлец. И ты не заставишь меня выдать приятелей.
- Тогда ты знаешь, что нам остается делать?
Минуту они молча смотрели друг на друга. Взгляд Жильберты по-прежнему был строг.
Вздохнув, Робер сжал кулаки и прошептал:
- Пошли, теперь нужно торопиться. Давай, быстрее.
И они побежали через площадь.
Глава 19
Вскоре уличные фонари погасли. А Робер и Жильберта еще не добрались до мыльни. Теперь ветер дул им в лицо. Над их головами шумели кроны платанов, ветер ломал ветви и, сбивая листву, гнал листья им навстречу - одни по дороге неслись низко, другие кружились, падали на дорогу, вновь взмывали и подпрыгивали, а иные катились, точно крошечные обручи.
Стоило показаться луне, как поблескивающие листья словно бы неслись быстрее, а за ними по серому асфальту скользили, догоняя, их тени.
Робер смотрел на них не отрываясь. Он вообще ничего не видел, кроме листьев и исчерченной дороги, будто перегороженной тенями от деревьев.
На перекрестке Робер и Жильберта, не сговариваясь, не обменявшись даже взглядом, свернули на старую дорогу. Метров двести или триста она проходила меж лугов, и вой ветра остался позади. Но сам ветер и не думал стихать: он носился по пустошам и лугам, задувая теперь с левой стороны от дороги.
Вскоре дорога нырнула в густые заросли. Тогда ветер взмыл и просвистел над их головами. Через дорогу стремительно перелетали крошечные листочки с одной живой изгороди на другую.
Робер и Жильберта что было духу неслись вперед. Вдруг ветер загудел угрожающе. Кусты шелестели как и прежде. Зато неотвратимо приближался все нараставший стон, лишь изредка прерываемый сдавленным уханьем. Казалось, эти звуки доносятся с неба.
Гул приближался, и в лунном свете, пробившемся сквозь разрыв в облаках, через дорогу скользнули призрачные гибкие тени тополей.
Дорога подступила к Оржолю, и шум порогов становился все ближе. Ветер обрушивался сверху, скатывался по склонам холмов и вновь собирался с силами на дне долины. Все вокруг крутилось, словно в гигантском водовороте, ивы и кустарники гнулись, раскачивались, а ветер устремлялся вверх по течению ручья.
Робер и Жильберта бежали теперь мимо того места, где днем Робер выпускал головастиков. Инстинктивно юноша поглядел в сторону ручья, но не увидел его из-за листвы.
Через несколько минут они добрались до второго поворота, именно здесь утром Робер приметил мамашу Вентар.
Из-за туч выглянула луна. Заблестели булыжники на дороге, резко проступили темневшие выбоины. Тут дорога резко повернула, и на склоне замаячил одинокий куст; гнувшийся и качавшийся под ударами ветра, точно пьяный человек. Листья его трепетали, а он будто тянулся их удержать.
Вот до него осталось десять метров.., пять.., два... Робер и Жильберта промчались мимо.