— Конечно, ты не знала. Вот, примерь-ка.
Синие шорты для мальчика, которые Бэль приспособила, туго завязав шнурок на талии. Обувь она оставила свою, беговые кроссовки той же марки, что она носила еще в Ньюарке, и натянула ярко-желтую майку с цифрой 4.
— Она мне по колено…
— Меньше ничего нет.
Несмотря на все усилия Бэль, красный сатиновый лифчик все равно вылезал из-под лямок майки. Она замялась, прежде чем присоединиться к остальным.
— Тут одни девочки, — сказала мадам Барбе, не придав этому особого значения.
Бэль пошла за ней на площадку для баскетбола, где ученицы уже тренировались, с нетерпением ожидая увидеть американку в деле. Ей бросили мяч, она стукнула им пару раз об землю, как у нее на глазах делали другие, и передала ближайшей однокоманднице. Бэль никогда не интересовалась спортом и едва знала правила баскетбола. Откуда же взялась у нее эта грация чемпионки, свобода поведения в незнакомых ситуациях, природное знание доселе неизвестных жестов? Легкость, с которой она присваивала одежду, которая ей не шла, и обращала ее себе на пользу? Раскрепощенность, которая у другой девочки потребовала бы стольких усилий? Одетая кое-как, почти как клоун, — и неотразимая, Бэль оказалась в центре игры.
Стоявшие поодаль четыре теннисиста на ее счет не ошиблись. Они прервали матч, вцепились в решетку и стали следить, как прыгает лифчик, невинно колыхающийся при каждом движении Бэль.
Теперь, когда время шло к четырем, и речи не могло быть о том, чтобы Фредерик расстался с халатом. Из символа смирения халат превратился в его новую рабочую одежду. Отныне Фредерик имеет право безнаказанно шляться неодетым, небритым, целый день шаркать шлепанцами и позволять себе кучу других прегрешений, которые еще надо придумать. Походкой Короля-солнце он прошелся по саду, ориентируясь на щелканье секатора из-за зеленой изгороди, заметил соседа, подрезавшего розовые кусты. Они пожали друг другу руку поверх решетки и минуту оценивающе взирали друг на друга.
— Розами приходится заниматься круглый год, — сказал мужчина, чтобы как-то заполнить возникшую паузу.
Фредерик не знал, что ответить, и потому сказал:
— Мы американцы и въехали вчера.
— Американцы?
— Это хорошая новость или плохая?
— Вы решили поселиться во Франции?
— Наша семья много путешествует из-за моей профессии.
Вот к чему Фредерик вел с самого начала: он выполз в сад с целью произнести одно-единственное слово. С обнаружения «Бразер 900» ему не терпелось представить миру новую ипостась Фредерика Блейка.
— Что же у вас за профессия?
— Я писатель.
— Писатель? — Последовавшая секунда была чистым наслаждением. — Потрясающе… писатель… больше романы пишете?
Фред заранее предвидел вопрос:
— Ну нет, может быть, когда-нибудь потом, а пока я пишу об истории. Мне заказали книжку про высадку союзников, поэтому я здесь и оказался.
При этих словах он стоял к соседу в три четверти, облокотившись на столбик изгороди, скромно, потупившись и самозабвенно играя роль, которая с каждой секундой придавала ему больший вес. Фредерик Блейк полагал: представляя себя в качестве писателя, он решает все проблемы. Конечно, он — писатель, абсолютно все совпадает, как он раньше не додумался? Например, в Кань или даже раньше, в Париже. Сам Квинтильяни подтвердит, что идея — блестящая.
Сосед поискал глазами жену, чтобы представить ей нового соседа — писателя.
— Ах, эта высадка… Надоест нам когда-нибудь читать об этих днях? Правда, наш Шолон немного в стороне от театра военных действий.
— Эта книжка будет данью памяти нашим морякам, — сказал Фред, чтобы как-то завершить беседу. — И еще мы с женой, наверно, организуем барбекю, чтобы со всеми познакомиться, так что вы скажите соседям.
— Почему морякам? Мне казалось, в высадке участвовали только морские пехотинцы?
— Мне хочется рассказать про все виды войск, начиная с флота. Так вы не забудете про барбекю, ладно?
— Вы наверняка посвятите целый раздел операции «Оверлорд»?
— ?
— Ведь там насчитывалось что-то около семисот военных судов?
— Лучше всего в пятницу — на этой неделе или на следующей, — я на вас рассчитываю.
Ретируясь на веранду, Фред пожалел, что не пишет романы.
К пяти часам, выйдя с занятий, Уоррен так и не смирился с утратой карманных денег. Эти десять евро пригодились бы ему… на что, в конце концов? Чтоб пожевать резинку, полистать «Геймфайт», журнал воинов интернета, сходить на американский фильм с диалогами, полными фак-фак-факов, на что еще? Обращенные в мелкие удовольствия, эти десять евро представляли собой немного, он готов был с этим согласиться. Зато та же сумма стоила целое состояние в пересчете на испытанное унижение, утраченное достоинство, боль. Выйдя за ограду лицея, Уоррен походил от одной группы учеников к другой, кого-то узнал, через них познакомился с другими, кое-кому пожал руку, кое о чем условился со «стариками» из последнего класса, в том числе с членами футбольной команды, одержавшей победу в финале региона и составлявшей теперь гордость коммуны.