Как этот интендант с красным, упаренным, несмотря на холод, лицом, искал им с Милой в ворохах одежды шинели, гимнастерки, брюки! С Милой оказалось полегче, рослая, плечи неузкие, а Алю насилу экипировал. И все-таки шинелька оказалась длинновата.
Интендант пошутил:
— На вырост тебе форму даю. Можешь подрезать.
— Нет уж, так теплее.
— Ну, кажись, все с вами, — нерешительно сказал интендант, глядя на ноги Али в мужских, сорокового размера, сапогах. — Ладно, обожди, есть тут у меня несгодившиеся маломерки, — и принес аккуратненькие кирзовые сапожки. — А ну, обе разуйтесь!
Девчонки опешили: зачем? Но приказание выполнили.
Интендант взял ногу Али и стал заново накручивать портянки:
— С уголка начинай, плотно, без складок, — учил он и тут же потребовал: — Давай сами!
У Али все неожиданно получилось, а Мила так и вовсе накрутила быстро, даже лихо.
— Пойдет, но не торопитесь, нога, она удобство любит.
Давая им переодеться, интендант вышел, и девчонки стали решать, надевать ли им мужское белье?
— Я надену, так теплее, — рассудительно сказала Мила.
— Ну и я, — согласилась Аля.
И вот теперь лежит она в этом длинноватом, широком, чистом белье, и правда тепло… Совсем солдат, даже одежда полностью солдатская…
Вышли с Милой утром из дому, прихватив на всякий пожарный свои вещички, а навстречу Шароев с каким-то очкастым майором. Не успели поздороваться, как начкадрами спросил резко:
— Что за мужчина ночевал у вас, девушки?
— Мы только вас и знаем, товарищ майор, — так вы ж старик, — простодушно ответила Мила. — А этого майора вообще первый раз видим, — кивнула сверху вниз на очкарика.
— Не прикидывайтесь дурочками, я ночью при обходе видел в окно, как по вашей комнате ходил мужчина, извините, в нижнем белье! — Возмущенно вздернул острый носик очкарик.
— Ха-ха-ха… — не удержалась от смеха Аля, вспомнив, как раскладывала обмундирование в полутьме комнаты. — Ох-ха-ха!
— Не забывайте, что вы в армии, — одернул ее Шароев.
— Ха-ха-х… — подавила смех Аля. — Это ваш интендант из нас мужчин понаделал, белья женского у него нет. — И вдруг рассердилась: — А подглядывать нехорошо, — и строго глянула на петлицы очкарика, — майору тем более.
Майоры переглянулись и засмеялись.
— Куда мне теперь? — спросила Аля.
— Вот с майором Совичем в спецсектор, а вы со мной в машинное бюро, к Басовой.
Майор Сович привел ее к небольшому дому, возле дверей которого дежурил солдат с винтовкой.
— Это наш новый завделопроизводством, — сказал Сович солдату, и тот кивнул, сторонясь в дверях.
В комнате, куда они вошли, было пять столов, и за тремя из них по майору. Сович провел ее сразу за перегородку. Там, затиснутый между стеной и настоящим двухтумбовым письменным столом, сидел огромный толстяк, волосы какие-то серые, лицо одутловатое, руки тоже распухшие.
— Вот, товарищ бригвоенюрист, — подтолкнул Сович Алю.
Толстяк встал, сутулый, огромный, прямо слон.
— Мда-а… ну-ну… как звать?
— Алевтина…
— Что ж, работай, Аля. А меня зовут просто Василий Петрович, я чинопочитания не люблю. Все.
Сович вывел ее обратно в комнату, положил на первый от дверей бригвоенюриста стол несколько папок, сказал:
— Будете принимать документы, отыщете в папке запрос, приложите и передадите тому из нас, кто запрашивал: отсылать наши запросы, вернее, передавать в спецсвязь.
— И это все?
— Ходить в трибунал и на почту. — Сович обернулся к трем сидящим на своих местах майорам. — Я пару часов посплю, отдежурил ночь, голова… — И он, повертев пальцами возле своей головы, вышел.
Один из майоров сейчас же встал и подошел к Але, рослый статный, красивый:
— Аленька, я уезжаю, вот вам талон на обед, все равно пропадет. — И положил перед нею небольшую серую бумажку со штампом.
Остальные два майора молча писали. Аля стала разбираться в папках. Бумаг было, в общем-то, немного, и все какие-то одинаково тягомотные: номер части и просьба выяснить, когда прибыл и выбыл такой-то рядовой или офицер. Или просьба допросить военнослужащего по тем же вопросам: когда прибыл, где служил раньше… И на всех этих немудреных бумажках сверху гриф «секретно». Ну и секреты!
Хотелось есть, но майоры сидели, и не думая идти на обед. Наконец один из них вышел, а второй понес бригвоенюристу за перегородку толстую папку. Как нельзя кстати, впорхнула Мила, весело защебетала: