Стрелка беспокойно обернулась, замедлила шаг, и Вера услышала мягкое постукивание копыт по песчаному грейдеру. Ее догонял верховой. Вот он поравнялся с линейкой, наклонился:
— Не боитесь ночью ездить, товарищ следователь?
— Не очень, — усмехнулась Вера, стараясь рассмотреть верхового.
— Разрешите представиться, Вера Сергеевна?
— Разве вы меня знаете?
— Следователь в районе — фигура!
— Вы уж лучше представьтесь, — с чувством неловкости перебила его Вера.
— Петр Жуков, ветеринарный врач.
— Я здесь всего неделю, прямо из госпиталя. Вот знакомлюсь с фельдшерскими пунктами.
— И как?
— Мало людей, плохо с помещениями, но все это в порядке вещей — война. Работы по горло, как раз то, что требуется!
Въехали в лес, в лицо дохнула смолистая свежесть. Потянуло влажной прохладой; сквозь лес бежала неприметная Песчанка. Сразу за лесом, в неглубокой впадине, лежал Песчанск. Городка не видно, только помигивают редкие огоньки. Проехав по новому, звонкому мосту, остановились у прокуратуры. Вера передала Стрелку заспанному конюху.
Жуков соскочил с коня и зашагал рядом, держа в руке повод.
— Можно навестить вас, Верочка?
— Верочка? Несмотря на фигуру районного масштаба? — шутливо заметила Вера не отвечая на вопрос.
— Мы почти ровесники, — чуть виновато сказал он.
— До свидания.
— До скорого!
Не поужинав, Вера сразу легла. Во сне она видела лес, а за его деревьями прятался Карасев, растягивая лиловые губы в нелепой ухмылке.
В прокуратуру Вера пришла рано.
У себя в кабинете застала ревизора местного торга. Он молча положил перед ней большую ведомость. Вера просмотрела мелко исписанный лист, пожала плечами:
— Здесь все в порядке.
Отечное лицо старика дрогнуло.
— Видимость порядка, товарищ следователь. Вот выборки, за неделю одна и та же бочка водки трижды отфактуровывалась. Только придет в магазин, ее передали уже столовой, я туда, бочка на складе.
— С директором торга вы говорили?
— У Сажевского, извиняюсь, рыльце в пушку, вот я и решил к вам.
— Ну что же, — подумав, сказала Вера. — Завтра к восьми жду вас.
— К прокурору просят! — мелькнула в дверях Шурочка.
Климов сидел спиной к окну, солнце золотило его обширную лысину, лицо было в тени, но все равно по его сонным глазкам ничего не узнаешь. Возле стола стоял Шарапов, засунув руки в карманы галифе, постукивая подошвой ярко начищенного сапога.
— Конец месяца, — не отвечая на приветствие, сказал Климов.
Вера выжидающе молчала, Климов шумно вздохнул:
— Дело Карасева кончай, приконвоируй его сюда и… чтоб сегодня.
— Я его не арестовала.
— Так я и знал! — взвился Шарапов. — Сейчас же вызывайте его, если только этот тип не сбежал.
— Исполняй, — кивнул на дверь Климов.
— Либералка, барышня, любой дурак разжалобит! — кипятился Шарапов. — Следователь должен о государственных интересах думать, а с такими настроеньицами мы дойдем…
Вера не стала слушать, до чего дойдем, и пошла в канцелярию звонить в Березовку. В канцелярии Лучинников, теребя льняной чуб, просматривал почту. Лукаво покосившись на Веру, спросил:
— Молнии не видел, а гром большой, что такое?
— Шарапов боится, что не успеет всех арестовать, — упрямо ответила Вера. До Березовки дозвониться непросто, но вот наконец председатель у телефона. Сквозь помехи и свой собственный кашель он прокричал:
— Карасева нет, вчера ушел.
— Куда?
— К следователю. Карасиха целый день воет. Что еще?
— Все.
Неужели Шарапов прав и Карасев сбежал? Лучинников тронул ее за плечо:
— Дайте гляну дело.
— Пойдемте в кабинет.
Полистав протоколы допросов, он взял карандаш и стал писать прямо на обложке.
— Смотрите сами: недостача 200 килограммов молока за 547 дней, итого двести граммов в день. А Карасев собирал в день по 25 фляг, в каждой по 40 килограммов. Недостача сто граммов на 80 килограммов пустяк. Плюс болезни, дети и ваша жалость.
— Все так. Плохо другое.
— Что именно?
— Карасев сбежал.
— Это он от Шарапова, — расхохотался Лучинников.
— Я же серьезно, Алексей Ильич.
— А если серьезно, так он вам больше не нужен.
— А семье?
— Вот вы какая, — удивленно покачал он головой.