— Спасибо тебе, — торопливо шепчет Зина перед тем как закрыть дверь.
— За что же? — недоумевает Вера.
— Шла-то с делом, а пожалела его, плох мой Алеша, душа болит, Веруня, — всхлипнула Зина в темноте.
— Он же сильный, пройдет это, я завтра поговорю со Смирновой, консилиум устроим, вызовем специалистов, — утешала, как могла, она Зину.
— Ты заходи почаще, ему это как лекарство, не может без людей.
— Приду, конечно, приду.
6
Дело по Дубковскому пункту Заготзерно прокурор все еще держал у себя. Вера решила потолковать с Шараповым. Он горяч, но с немалым опытом.
— Семен Иванович, вашего совета прошу по делу Стегачева, — без предисловий приступила она к делу.
— Свернете вы себе шею на этом деле, — ответил Шарапов. Это так не вязалось с его прежними советами, что Вера опешила.
— Что же вы предлагаете?
— Предложений не имею. А вам вот занятие: поезжайте со Смирновой в Сретенку, там труп в снегу обнаружили.
— Я вас не понимаю.
— Это о Стегачеве, что ли? Тут я пасую. Высокие сферы пусть разбираются. Так вы не медлите, поезжайте.
Вера оделась потеплее и поехала за Смирновой. Увидев Стрелку, Смирнова простонала:
— Верочка, я не могу ехать на этой зверюге!
— Да смирнее Стрелки нет никого на свете, — заступилась за свою любимицу Вера.
— Ну хорошо, только не гоните под горки, — неохотно согласилась Смирнова, усаживаясь в санки и закутываясь в тулуп. Ехали долго. Вера то и дело выскакивала из саней и, согреваясь, бежала рядом с лошадью. День был солнечный. Слепящая белизна полей утомляла, восточный ветер основательно нахлестывал лицо, черные лоснящиеся бока Стрелки заиндевели. Но вот показалась вдали деревня. Не доезжая до Сретенки, они увидели трех мужчин. Заметив лошадь, люди стали посреди дороги, давая знак остановиться. Вера помогла Смирновой вылезти из санок, и они подошли к небольшому сугробу у самой дороги. Прямо из него торчала голая, иссиня-желтая рука.
— Почему же не отрыли сразу? — спросила Смирнова мужчин.
— Отрывали, да мертвый. Потом присыпали снежком.
— Для чего же? — удивилась Вера.
— Для следователя, — вздохнул один из них, горбоносый, в башлыке. Вера с трудом подавила улыбку.
— Ну, давайте лопаты, освободим его. Вы узнали, кто это? — спросила она у горбоносого.
— Да Сорока это, известный пьянчужка.
— Не слушайте его, — возразил горбоносому парень в армейской ушанке, пятясь от трупа. — Сорока — это прозвище, а так Волков он, Григорий Петрович.
— Заступник, — насмешливо протянул горбоносый. — А сам боишься своего Григория Петровича. Дядька это его, — пояснил он Вере. — Ну-ка, племяш, подхватывай за ноги, ложи в сани начальству. Куда везти-то?
— К нему домой, — ответила Смирнова, и все медленно пошли за санями. Горбоносый мужик охотно рассказывал:
— Пьянчуга и болтун был, царство ему небесное, за это и прозвали Сорокой. Состарился, а все стрекотал. Была за ним заметинка, куда бы ни пошел, а ночевать домой попадал, хоть на карачках, а домой. Так и сейчас, небось домой ковылял, да притомился, сел закурить, вишь, и рукавицу снял, за кисетом лез. Сморил сон, и вот нет человека. Мороз-то не шутит.
Пока отогревали труп Сороки в баньке. Вера опросила соседей и старуху — сестру умершего. Зимой быстро темнеет, пришлось отложить вскрытие трупа на утро, и Вера пошла на отведенную ей со Смирновой квартиру. Там толпилось несколько женщин. Поздоровавшись со странно молчаливыми этими гостьями хозяйки, Вера прошла в горницу. Перед Смирновой сидела полуголая молодайка, стыдливо прикрывая белые груди огрубевшими темными руками. Смирнова мягким движением развела руки женщины и приложила к ее груди тонкие пальцы, постукивая по ним и прислушиваясь.
— А, Верочка, проходите, вы нам не помешаете, — сказала Смирнова, не прекращая осмотра. Вера вернулась в кухню, она по себе знала, как неприятно в такие минуты присутствие третьего. Притихшие в кухне женщины ждали своей очереди. Прием больных затянулся.
Поздно вечером усталая Смирнова попила чаю и с удовольствием вытянулась на постели, приготовленной для нее хозяйкой.
— Замучили вас сегодня, — посочувствовала Вера.