— Еще! — требует Вера, и он читает:
— «Ах, и сам я в чаще звонкой увидал вчера в тумане: рыжий месяц жеребенком запрягался в наши сани»…
И вот все оборвалось. Точно пятнадцатого июня пришел приказ о переводе Веры в областную прокуратуру. Веру словно ледяной водой окатило. Сдать дела было недолго, управилась в один день. Лучинниковы хотели устроить проводы, но Вера отказалась, надо было уехать без шума, постараться, чтобы ничего не узнал Петя. В последний вечер она ушла с ним в лес. Они долго плутали по сосняку, потом вышли к реке и сели отдохнуть. Петя положил голову ей на колени:
— В воскресенье пойдем расписываться.
— Зачем тебе это?
— Для порядка. Или ты не хочешь иметь сына?
Сын ему понадобился, ничего-то он не знает.
Он приподнялся и обнял ее за шею, заглядывая в глаза.
— Смешной ты мой, сколько же тебе нужно детей?
— Трех.
— Какой жадный!
— Да вот. Так договорились на воскресенье?
Вера поцеловала его, чтобы не отвечать. Всю эту ночь она не спала, прислушиваясь к дыханию Пети, с болью ощущая, как уходят последние счастливые минуты. Но разве это счастье, когда сердце сжимается от горечи близкой разлуки? И все же так хорошо знать, что Петя еще рядом, что, проснувшись, он будет сразу искать ее глазами, улыбнется и скажет что-нибудь неуклюже-ласковое…
Утром Вера подписала акт сдачи дел и, отдав свои ключи от прокуратуры Шуре, пошла в ветеринарную лечебницу. Петя был в профилактории, большом сарае без крыши, — от всех помещений лечебницы остались только названия. Петя сосредоточенно возился с ногой большой рыжей лошади. Потом он стал бинтовать ногу одной рукой, другой держа тяжелое бурое копыто. Лошадь терпеливо стояла на трех ногах, кося лиловым глазом на Петю и вздрагивая всей кожей. Но вот Петя осторожно поставил забинтованную ногу лошади и, разогнувшись, увидел Веру.
— Что случилось?
— Разве у меня такой пожарный вид? Пришла сказать, что сейчас уезжаю.
— Надолго?
— Н-не знаю.
— Ты уж обратно поскорее, ладно? А почему такая?
— Какая? — постаралась улыбнуться Вера.
— Пасмурная. Устала? Не ездий, моя хорошая, а?
— Невозможно. Ты ночуй у себя.
— И когда я буду женатым?
— Мне пора.
— Ну хоть поцелуй, — шепнул он, оглядываясь, но, кроме рыжей лошади, никого не было. Вера выбежала, еще долго чувствуя жар его губ и всеми силами сопротивляясь охватывающей ее тоске. Распрощавшись со всеми в прокуратуре, Вера пошла к Смирновой.
— Не нравится мне эта поспешность, — сказала она, усаживая Веру возле себя. — А как же Петя? Переедет к вам?
— С ним все кончено…
— Верочка!
— …И я прошу вас передать ему это. Я не вправе писать ему, а сказать сама не в силах.
— Но только вчера он приглашал меня на свадьбу! Что же случилось?
— Я не могу быть его женой.
— Почему?
— Потому, что люблю его. Большего не могу сказать.
— Верочка, я не вмешиваюсь, но, может быть, вам нужно решить это вместе с Петей? Он очень хороший человек.
— Если бы он был плохим, я не поступила бы так.
— А вы не преувеличиваете?
— Кажется, нет.
— Я скажу ему, но уверена, он не отступится от вас.
— Прощайте, милая Елена Михайловна, спасибо вам за все. И не приходите на вокзал, мне и так тяжко.
Смирнова пожала Вере руку, потом поцеловала. Погасшая папироска дрожала в ее пальцах, и на неспрятанных за дымом глазах навернулись слезы. Вера порывисто обняла ее хрупкие плечи, прижав лицо к пушистым темным волосам с густыми стежками седины.
Лучинников, Шарапов и Шурочка пришли на вокзал. За ними шли Франкин и осунувшийся, постаревший Федоренко.
— Заступайтесь там за нас, провинциалов, — шутил неугомонный Лучинников, пытливо поглядывая на Веру: больно невесела от повышения. А Зина совала сверток со своей стряпней:
— На-ко на дорожку, да пиши, не гордись!
— Похлопочите за меня, авось какой захудалый районишко подкинут, — дурашливо откровенничал Шарапов.
К Федоренко Вера подошла сама и поцеловала в щеку, но никто не стал подтрунивать над ними. Федоренко тяжело вздохнул и вынул из кармана маленький букетик. Вера улыбнулась.
— Зря уезжаете, товарищ следователь, всем жаль и мне. Ну все же желаю счастья на новом месте.
— Спасибо, Иван Лукич, а вы бы женились, с семьей легче.
— Оно так, да не поздно ли?
— Вы такой сильный, такой душевный, любая будет счастлива.
— Может, и так… ну, и вам личного благополучия желаю.
— Спасибо… До свидания… Напишу… Не забуду… — кричала Вера, стоя на площадке вагона, и вдруг увидела, как из дверей вокзальчика выбежала маленькая женщина в белом халате. Она смешно махала руками, точно хотела остановить трогающийся поезд. Женька, милая Женька, прямо из больницы, даже халат не успела скинуть. Вера кинула ей ландыши, Женя поймала и с отчаянием крикнула: