Другая разновидность эпилептоидии, уже более расплывчатая и менее характерная — это эпилептоидия с преобладанием или большим удельным весом астенических, вегетативных, вазомоторных, «истероформных» и аффективных расстройств, где брутальность изначально только намечена и лишь затем, медленно прогрессируя, «наживается» с возрастом. Это состояние походит иногда на текущие органические поражения головного мозга с «вторичной» эпилептоидизацией, но экзогенная энцефалопатия в таких случаях слишком стерта и клинически недоказуема. Таких состояний было в общей сложности также около десятка — смотря как и что считать. Были и переходные, смешанные варианты между обоими эпилептоидными типами, отмечавшиеся и другими авторами.
К этому можно присоединить еще около десятка детей с органической невропатией, естественным образом примыкающих к данной группе, — потенциальных эпилептоидов в будущем.
Вот, собственно, и все находки. Три десятка лиц в выборке из 415 человек — это немало и говорит о распространенности феномена, но, сравнивая его с шизоидней, не приходится, в отличие от нее, говорить об универсальном значении этой психопатии для понимания психической патологии в целом: в своем чистом виде она остается изолированным островком в массиве этой последней. Но так — только если ограничиться одними «чистыми» типами и отвлечься от «промежуточных», от «включений» эпилептоидии в иноименные психопатии и в латентные и вялотекущие формы шизофрении и иных наследственных состояний. Если же рассматривать всю психическую патологию в совокупности и видеть эпилептоидные симптомы в пределах иной психической патологии, то эпилептоидия действительно становится универсальной, распространенной повсеместно, участвующей как этап развития в генезе едва ли не всех психопатических состояний. Последние обозначаются «иноименно» в силу преобладания иных «профильных» расстройств, по более заметному аспекту патологии или просто — в силу традиции или психиатрической «моды». При «нелицеприятном» рассмотрении самых разных форм шизоидной, латентно-шизофренической, параноидной, паранойяльной, тимопатической и т. д. патологии скрытая в них «эпилептоидность» делается очевидна — необходимо лишь смотреть на вещи непредвзято и не быть обремененным необходимостью «диагностировать» случай непременно в рамках существующей «практической» систематики, которая требует однозначной квалификации случая.
В этом мало нового — здесь важно не столько знание предмета, сколько определенный подход к нему. Нечто подобное писал, например, С. И. Полинковский в 1935 г. — отталкиваясь от наблюдающихся при эпилепсии сверхценных идей и констатируя их родство с «шизофреническими»:
«При анализе так называемого сверхценного синдрома больных эпилептоидного круга мы вынуждены признать, что основные идеи его, проходящие красной нитью через все эпилептическое мышление, могут приближаться как по своему содержанию, так и по форме проявления к сверхценным идеям, и подобно тому, как сверхценная идея по своему содержанию иногда уродливо гипертрофирует действительность, с одной стороны — вырастая из нее, с другой — явно ее преувеличивая, мы в ней улавливаем черты схематизма, абстрактности, оторванности от реальности, свойственные личностям шизотимического круга, а фанатическая страстность, с какой эти идеи проводятся в жизнь, возникает из эпилептического характера — стеничности эпилептика, его напористости… По своему психопатологическому содержанию идеи „справедливости“, искания „правды“, лежащие в основе так называемого сверхсоциального синдрома, очень приближаются к сверхценным идеям больных параноического круга, и в этих случаях эти идеи вырастают из аутизма, с одной стороны, а фанатическое проведение их в жизнь идет из стеничности параноика. Все это достаточно выражено у эпилептоидов».
Нетрудно заметить, что здесь производится расчленение паранойяльного синдрома на его составляющие: шизоидную, определяющую ту или иную степень «инакости» сверхценных идей, и эпилептоидную, «почвенную», заряжающую последние своим энергетизмом, стеничностью, наделяющую их персеверированием, обстоятельностью и моторностью, — со слиянием «привоя» и «подвоя» в некое «гибридное целое», растущее из разных корней или пластов, питающих патологическую психику. Такой анализ возможен не только в отношении паранойи. Именно при таком структурном подходе ко всей психической патологии в целом делается понятен и закономерен интерес классиков проблеме эпилепсии и эпилептоидии. В таком представлении та и другая действительно становятся универсальными, заслуживающими самого пристального внимания этапами развития, составными частями «единого психоза» и столь же единого психопатического предрасположения.