— Женишься, придет время, — успокоил его Жестов.
Он понимал состояние Кожина и даже испытывал в какой-то степени смущение оттого, что вот он, Жестов, войдет завтра в родной город, возможно, встретит семью, а Кожин никогда не испытает такой радости.
— Куда уж мне жениться, — махнул рукой Кожин. — Года не те.
Жестов придвинулся к нему и сказал:
— Знаешь что, Никита Петрович, а ты после войны приезжай в Новороссийск. Разыщешь меня, помогу на завод устроиться. Вдали от родной деревни горе быстрее зарубцуется.
— Дожить надо…
— Доживем! — уверенно тряхнул головой Жестов. — Мы — да не доживем!
— Сам знаешь, сапер ошибается в жизни один раз.
— А зачем нам ошибаться? Ни к чему вроде бы.
— Балабон ты, как погляжу, — беззлобно проворчал Кожин. — Под тридцать скоро, а серьезности у тебя маловато.
Он забросил в кусты окурок, лег на спину и закрыл глаза. Жестов усмехнулся, провел рукой по впалым щекам и проговорил:
— Побриться бы…
— Тебе следует, — сказал Кожин, не открывая глаз.
— А тебе?
— А мне ни к чему.
— Неправильно рассуждаешь, Никита Петрович. Освобождение города — праздник для всех, а не только для его жителей. Скажешь — не так?
— Так, — охотно согласился Кожин и поднялся. — Уговорил. Идем бриться. Уже стемнело, поужинаем — и на работу.
В полночь саперы вышли на передний край. Слово «вышли», пожалуй, будет не точным, вернее — поползли.
Гитлеровцы, видимо, что-то предчувствовали. Они чаще обычного пускали ракеты, стреляли не простыми пулями, а трассирующими. На нейтральной полосе часто рвались мины и снаряды.
Обливаясь потом, Жестов ползал по каменистой почве, нащупывал мины и обезвреживал их. Разминировав свой участок, он подполз к проволочному заграждению и, лежа на спине, стал резать колючую проволоку.
Взлетавшие вверх ракеты заставляли его замирать и проклинать в душе ракетчиков, мешавших работать. А тут еще проклятые снаряды. То тут разорвутся, то там. Того и гляди накроет. Тогда прощай, любимый город.
Жестов был опытным сапером, не раз бывшим в переплетах. Хладнокровие никогда не изменяло ему. А сегодня он особенно был осторожен. Почему — понятно.
Когда он закончил резать проволоку и пополз к своей передовой, откуда-то справа послышался приглушенный шепот:
— Степан, слышь…
Жестов замер и насторожился. Минуту спустя он Услышал:
— Это я, Кожин. Ползи сюда…
«Что у него случилось?» — встревожился Жестов.
Выждав немного, он пополз в его сторону.
«Ранило», — пронеслось в голове.
Кожин лежал, широко растопырив руки. Когда Жестов подполз к нему, он предостерегающе поднял одну руку, а потом зашептал ему на ухо:
— Непонятная ягодина, понимаешь. Может, ты сообразишь, что это такое.
— Где?
— Вот. Осторожнее.
Жестов нащупал выступающие из земли железные усики. Несколько минут он счищал с мины землю, ощупывал со всех сторон. Руки у сапера загрубевшие, но чувствительные. Мина — это такая штуковина, которая требует деликатного обращения. Прикосновения к ней должны быть нежными, грубостей она не терпит. Жестов это прекрасно знал. Закончив обследование, он заключил:
— «Лягушка».
Перед ним была прыгающая мина, которую десантники окрестили «лягушкой». Если человек чуть надавит на выступающие из земли три усика, то мина сначала подпрыгнет на метр от земли, а потом взрывается. Начинена она шрапнелью.
— Впервые с такой встречаюсь, чтоб ее… — виновато прошептал Кожин.
Но Жестов уже знал о таких минах. Неделю назад он ходил с разведчиками, и ему попались две такие.
Обезвредив «лягушку», Жестов спросил:
— Теперь все?
— Все. Проволоку перерезал.
— Тогда двинем назад.
Не успели они отползти и десяток метров, как послышался пронзительный свист снаряда. Кожин вдавил Жестова в землю и навалился на него. Снаряд разорвался близко. Осколки просвистели над саперами. Кожин дернулся и свалился с Жестова.
— Чего это ты вздумал меня прикрывать? — сердито зашипел Жестов, повернувшись к нему. — Я тебе не командир и не баба.
— Не болтай. Полезли дальше.
До окопов уже оставалось несколько метров, как опять просвистел снаряд. И снова Кожин прикрыл Жестова. Осколки пролетели, а он продолжал лежать, слегка оглушенный взрывом. Жестов некоторое время не двигался. Потом стряхнул с себя Кожина и повернулся к нему с желанием выругаться. С какой стати Кожин рискует ради него?