Он взмахнул гранатой, но вдруг услышал:
— Рус, рус, сдаемся!
Степкин сначала опешил, потом, быстро сообразив в чем дело, крикнул:
— Хенде хох, руки вверх! — и посветил фонариком.
Гитлеровцы подняли руки. Степкин насчитал их шесть.
— Мамедов, Мамедов! — позвал он.
Тот не ответил. Степкин не знал, как быть. Вывести их — десантники увидят и откроют огонь, не успеешь предупредить. Остаться с ними тут нельзя — ждет лейтенант, да и других дел много. Расстрелять? Проще всего дать по ним очередь из автомата. «Нет, пленных нельзя убивать. Мы не фашисты, — решил Степкин. — Связать бы их, но одному несподручно».
Степкин все же нашелся. Он выбрал одного щуплого солдата и жестами объяснил, чтобы тот связал остальным руки и ноги. «А тебя сам свяжу, — усмехнулся резанец, — ежели будешь рыпаться, оглушу разок кулаком, сразу посмирнеешь». Солдат снимал пояса со своих товарищей и связывал им руки, потом повернулся к Степкину и сказал: «Гут». Степкин скрутил его и, проверив, как крепко связаны остальные, облегченно вздохнул:
— Морока с вами…
Он собрал автоматы. «Ах, вот почему они сдались — патроны кончились, а врукопашную духу не хватило».
Выйдя в коридор, он стал искать Мамедова. Азербайджанец лежал, уткнувшись головой в стену. Степкин осторожно повернул его — Мамедов был мертв. Он внес его в комнату и побежал искать лейтенанта. Нашел его не скоро, в крайнем домике у дороги. Доложил, что взял в плен шесть гитлеровцев.
— Что с ними делать? — задумался Малеев. — Придется держать до вечера, а потом отправим на катер, может что важное сообщат.
— Бить надо их, а не брать в плен, — жестко проговорил Калюжный.
— Пленных не убивают, — пояснил Степкин. — Они сами сдались.
— А что они делают с нашими пленными! Знаешь?
Малеев холодно сказал:
— Фашисты — звери, а мы — люди. Понимать надо!
Он взглянул на часы и обратился к командиру взвода
Ковалеву:
— До рассвета остался час. Занимай оборону в этом квартале. Помни — назад ни шагу.
Присев на стул, Малеев сразу почувствовал, что смертельно устал за эту ночь. Веки стали тяжелыми и слипались. Щеки горели, в голове стучало. Чтобы не заснуть, он встал и прислонился плечом к стене.
Припоминая подробности боя, стал обдумывать, как лучше организовать оборону, чтобы не только удержать отвоеванное, но и продвинуться вперед.
Калюжный вышел во двор, прислушался. По-прежнему стрекотали пулеметы и автоматы, рвались гранаты и мины. И вдруг совсем рядом, в балке послышалась немецкая речь. Калюжный сжался, приготовил автомат и пополз к балке. «Минометная батарея», — сообразил он, стараясь определить, сколько там врагов. Он подполз к ним поближе, вынул противотанковую гранату. «Сейчас вы у меня взлетите к чертовой матери», — со злостью подумал он. И вдруг неожиданная мысль мелькнула у него: надо захватить минометы, они пригодятся. Спрятав гранату, Калюжный приподнялся и дал длинную очередь из автомата. Затем вскочил и прыгнул вперед. Один гитлеровец поднялся, бросил гранату и тотчас рухнул от удара автоматом по голове. Калюжный наклонился к нему и вонзил в спину нож. В этот момент граната разорвалась. Калюжный упал на немца и почувствовал, как по его левой ноге потекла кровь. Впереди мелькнула тень удиравшего другого гитлеровца. «Заслабило», — с холодным бешенством подумал Калюжный, выдирая из рук убитого пистолет.
Пересчитав убитых, Калюжный подошел к минометам. Рядом в яме лежали мины. «Придется позвать ребят», — решил он.
На рассвете бойцы взвода младшего лейтенанта Ковалева перетащили минометы и мины к дому командира роты. Малеев был рад такому трофею и насвистывал от удовольствия. Калюжный, отвернув окровавленную штанину, поеживался от прикосновения холодных рук Степкина, который бинтовал ему ногу.
Февральский рассвет был серым и скучным. Все окрасилось в тусклый свинцовый цвет. И море, и голые деревья, и дома. Над морем, стирая очертания берега, клубился туман.
— Вот и кончилась беспокойная ночка, — сказал Степкин, с жадностью разглядывая в окно местность. — Теперь, пожалуй, и отдохнуть можно.
Прислонившись к косяку двери, Калюжный покачал головой и возразил с усмешкой:
— Отдохнуть? Пожалуй, отдохнешь… Днем погорячее придется. И танки нас погреют, и самолеты. Горячо будет. Насмерть стоять будем.
— Факт! Отступать некуда.