— Встретимся еще, Николай от артиллерии. Фронтовые дороги велики, но часто и сталкиваются. До встречи!
4
Но больше им встретиться не довелось. Через несколько дней Куников был смертельно ранен на Суджукской косе. В бессознательном состоянии его отправили в Геленджик, и там он, не приходя в сознание, скончался.
С опущенной головой возвращался Воронкин в Геленджик. Много он потерял товарищей, но эта утрата была для него самой тяжелой. Что-то словно оборвалось в груди, какая-то пустота образовалась вокруг. Несколько дней лейтенант ходил, как потерянный, утратив свою обычную веселость. Он брал гитару, уединялся и пел под грустный аккомпанемент одну и ту же песню: «О чем ты тоскуешь, товарищ моряк».
В таком настроении его однажды вызвали в СМЕРШ.
Воронкин недоумевал, зачем он понадобился чекистам.
Комната, в которой он оказался, была очень просторной. Стены и потолок выкрашены в розовый цвет, а окна задрапированы чем-то темным. У одной стены стоял кожаный диван. Его наполовину скрывал темный занавес, спускавшийся с потолка. Посредине комнаты — полированный стол. За ним сидел пожилой капитан.
Воронкин доложил о своем прибытии.
Капитан поднял на него глаза. Они были у него голубые, усталые.
— Садитесь.
Голос у него оказался басовитым, хотя внешность его была не очень внушительная — сутулый и узкоплечий.
Лейтенант сел на черный стул и вопросительно посмотрел на следователя.
— Вы Мунина знаете? — спросил капитан.
— Знал.
— По рации с ним переговаривались?
Капитан подвинул ему бумагу и ручку.
— Напишите все, что знаете о нем. Можете курить.
Когда Воронкин закончил писать, капитан сказал:
— Теперь садитесь на диван и задерните занавеску, И никаких признаков присутствия.
«Что бы это значило?» — с недоумением подумал лейтенант.
Капитан приоткрыл дверь и кому-то отдал распоряжение. Вскоре в комнату ввели человека. Капитан пригласил его присесть. Несколько мгновений стояла тишина.
— Что вы знаете о Воронкине? — спросил капитан.
— Я уже говорил.
Лейтенант невольно вздрогнул. Кто бы это мог быть? Голос вроде незнакомый, сиплый, приглушенный. Зачем капитан посадил его за занавес, лишив возможности взглянуть на говорившего?
— Прошу повторить.
— Воронкин был у нас командиром отделения в училище. Веселый и беспечный по натуре, любил петь цыганские песни. С дисциплиной у него было не очень-то…
Это же Мунин, черт бы его побрал! Но как он оказался тут? Воронкина так и подмывало отдернуть занавеску.
— Значит, не очень-то…
— Не то, чтобы… — замялся Мунин. — Злостных нарушений не было, но вообще…
Он замолчал. Несколько мгновений молчал и капитан. Слышался только шорох перебираемых им бумаг. Потом капитан чиркнул спичкой и почему-то полушепотом спросил:
— Вам была поставлена задача уничтожить его корректировочный пост?
— Нет, — торопливо ответил Мунин. — Я должен был уточнить местонахождение Воронкина, а уничтожить его поручалось авиации и артиллерии. Кроме того, послали несколько власовцев через линию обороны, чтобы разыскать наблюдательный пункт Воронкина и уничтожить. Была обещана большая награда.
— А почему так высоко оценили голову Воронкина?
— Он нанес большой ущерб немецкой армии. Уничтожено много солдат, танков, орудий. Если бы не артиллерия, огонь которой наводил Воронкин, десант давно сбросили бы в море.
— Воронкин открыл вам свое местонахождение?
— Обманул…
— Как вы оказались у немцев?
Теперь в голосе капитана слышались негодующие нотки.
Казалось, он сдерживает себя, чтобы не рявкнуть во всю силу своей глотки.
— Я служил заместителем командира батареи в Новороссийском порту. Когда немцы заняли город, я остался там.
— Почему?
— Я… обманут был… потерял веру…
— У немцев вы командовали батареей?
— Да.
— Из наших орудий стреляли по нас?
— Да.
— На нашу сторону вас перебросили с заданием?
— Я оказался плохим разведчиком. Мне ничего не удалось сделать.
Капитан встал, отдернул занавеску.
— Выходи, товарищ Воронкин.
Лейтенант подошел к столу. Мунин бросил на него взгляд исподлобья, сжался и опустил голову.
— Узнаете своего бывшего друга?
— Волк ему друг, — со злостью бросил Воронкин. — В морду хочется дать. Вот если бы встретил его там…
— Встретиться больше не придется, — усмехнулся капитан.
Моросил холодный дождь. Воронкин не обращал на него внимания, а шел и шел, не зная куда. Шел, чтобы привести в порядок свои мысли, обрести душевное равновесие.