Но не знал и Владимир, что его отец пошел на фронт и был убит в боях под Харьковом. Не знал он, что в день отступления гитлеровцы облили бензином его хату и зажгли. Мать еле успела выскочить из горящей хаты. По ней стреляли, но ей удалось скрыться в зарослях кукурузы. Единственное, что удалось ей спасти, была фотография, где сын Володя снят с группой краснофлотцев.
Но обо всем этом Владимир узнает спустя несколько месяцев, когда получит ответ на свое письмо.
К задумавшемуся Кайде подошел Прохоров.
— Чего зажурился, Малютка? — спросил он, подсаживаясь рядом.
Кайда только вздохнул.
Прохоров положил руку на его плечо и заглянул в глаза.
— Не нравится мне твой вид, Володя. Не тебе нос вешать.
Тогда Кайда рассказал ему о своих мыслях.
— Так хотелось бы знать перед боем о своих родных, — заключил он. — Сегодня иду в третий десант. Как оно обернется на этот раз? Не завороженный же я. Иметь бы весточку от матери или от отца, спокойнее на сердце было бы. А сейчас что-то муторно, мысли одолевают, Ваня…
Прохоров вынул кисет, протянул Кайде.
— Отгоним темные мысли, Володя. Не отлили еще той пули, которая сразит нас. Увидим еще своих родных, походим по улицам поверженного Берлина. На всех фронтах лупят фашистов. Вот это радует!
— Все это так, Ваня, — вздохнул Кайда, — а все же…
— А ты задал мне задачу, из-за тебя раньше встал, — переменил разговор Прохоров. — Совесть есть у тебя или нет?
Кайда вскинул на него удивленный взгляд.
— Не понимаю.
— Гляньте на него, он не понимает! — воскликнул Прохоров. — Фергана ты несчастная! А кто вчера заставлял меня писать в «Боевой листок» заметку? Ты, редактор несчастный! Взял карандаш в руки, а в голову полезло такое…
Кайда улыбнулся. Месяц тому назад его назначили редактором взводного «Боевого листка». К порученному делу он отнесся со всей серьезностью. «Боевой листок» выходил ежедневно. Командир взвода лейтенант Спиридонов хвалил его за каждый номер, однажды похвалил даже командир роты автоматчиков капитан-лейтенант Райкунов. Вчера Кайда узнал, что Иван Прохоров подал заявление о приеме в партию, и попросил написать его заметку о том, с какими чувствами тот вступает. «С такими, как и все», — сказал Прохоров. «А вот ты об этом и напиши», — посоветовал Кайда.
— Все же написал? — поинтересовался Кайда.
— Нет, — махнул рукой Прохоров. — Знаешь, какие мысли полезли в голову, когда взял карандаш? Вспомнилась деревня Марушина Слобода на Ярославщине. Там я родился и прожил до девятнадцати лет. Семья у нас была большая — четыре брата и две сестры. Отец крестьянствовал. Бедствовали здорово, я до девятнадцати лет в лаптях ходил. Полегче стало, когда колхоз организовался. В тридцать третьем году я по комсомольской путевке поехал на Дальний Восток, работал там в Сов. Гавани. Оттуда и на военную службу пошел. Отслужил и подался в Донбасс, потом в Дагестан, а затем в Фергану, где вроде бы прижился. А чего я мотался по стране? Спросят об этом меня, когда будут в партию принимать. Что отвечу? Счастливой доли искал? Оно, конечно, так. Ну, а польза какая от того партии была? Как подумаю об этом, так и робость находит. Может быть, я еще недостоин быть коммунистом. А ты говоришь — напиши в «Боевой листок». Я так рассудил — пусть решают вопрос о моем приеме после того, как освободим Новороссийск. Буду воевать не хуже коммунистов, — тогда, значит, достоин.
— Ты на Малой земле хорошо воевал, — заметил Кайда.
— Но не лучше других. А как все.
— В нашем отряде выделиться трудно.
— Вот в том и дело. А раз не выделился, чем же я лучше беспартийных?
Кайда в задумчивости почесал затылок.
— Что-то ты, Ваня, в философию ударился. Не сразу разберусь что к чему. А заметку ты все же напиши.
— Далась тебе эта заметка. Тоже писателя нашел.
— Напиши, с какими чувствами идешь в десант.
— Ну, это-то проще. Так бы сразу и сказал.
Прохоров улыбнулся и встал.
— Умоемся, что ли, свежей водицей.
Когда возвращались, Прохоров хотел положить руку на плечо Кайды, но не достал до плеча, обнял за талию и, заглядывая снизу вверх, весело заметил:
— Ну и здоровенный же ты, Малютка. Чем только тебя мать кормила?
— Галушками, Ваня, да пампушками, — усмехнулся Кайда.
В пасть врага
В ночь на десятое сентября батальон погрузился на катера и мотоботы.
Семнадцать автоматчиков — два отделения — разместились на моторном баркасе. Баркас вел на буксире «морской охотник».
Кайда сидел на банке между двумя Иванами — Прохоровым и Макаренко. Он в роте недавно, родом из Волновахи, почти земляк Кайды.