— Седьмому похоже наши цены не понравились, — задумчиво роняет Паша, когда я возвращаюсь в зал. — Пошушукались, встали и ушли.
Проследив его взгляд, я начинаю с облегчением смеяться. Стол, за которым сидели Макар с блондинкой, действительно опустел. Кажется, мой недвусмысленный намек на плевок в тарелку возымел свое действие. В который раз убеждаюсь, что умение постоять за себя — необходимое условие для выживания.
После этого настроение делает скачок, вызывая во мне небывалый всплеск энергии. Забыв о Севере и нависшей надо мной угрозы расправы, я как заведенная порхаю по залу. Ленивая сука Мадина с трудом обслуживает два стола, в то время как я успеваю расправиться с четырьмя, включая праздничный.
— Так бы и расцеловал, — признается Паша, одобрительно потрепав меня по плечу. — Ты моя лучшая пчелка.
— А вчера была курицей, несущей золотые яйца, — со смехом замечаю я. — Все, мне требуется тайм-аут. Беру пятнадцать минут на перекур.
Перекур означает выйти на задний двор, и там, присев на ступеньки и вытянув гудящие ноги, пить кофе и жевать бутерброд. Эти маленькие радости я с недавних пор стала очень ценить.
Солнце с каждым днем пригревает все сильнее, поэтому я выхожу в одной лишь футболке. Сделав глоток латте, начинаю калькулировать в уме полученные чаевые и удивляюсь себе самой же: в прошлом я бы полдня убила на мысли об унизительной встрече с Макаром. Кажется, выживание вышло на первый план.
Позади раздается дверной скрип, сигнализирующий о том, что ко мне решил присоединиться кто-то из персонала. Обычно это Лиза, бариста, с которой у меня сложились приятельские отношения.
Я оборачиваюсь, собираясь спросить ее о загруженности зала, однако вместо миловидного конопатого лица, вижу грубоватую физиономию одного из вчерашних посетителей.
— Привет, красотка, — угрожающе басит он. — Сегодня ты одна, без крыши?
9
Идиотка, — с противным свистом проносится у меня в голове. — Какая же ты, идиотка, Линда. Дались тебе эти чаевые. Что теперь делать? Совать их этому бандиту и умолять его тебя пощадить?
— Что вам от меня нужно? — Я изо всех сил пытаюсь демонстрировать спокойствие, которого нет и в помине. На деле я в ужасе.
— Нужно, чтобы ты сейчас выбросила всю эту херню, — он указывает взглядом на бутерброд, по-прежнему зажатый у меня в руке, — и пошла со мной. Та дверь открыта?
Не способная вымолвить ни слова, я мотаю головой. Ворота со стороны черного входа открываются лишь в двух случаях: чтобы запустить службу доставки продуктов и выпустить поржавевший "Опель" Паши.
Мужчина на секунду задумывается и вновь оценивающе оглядывает меня с ног до головы, словно прикидывая, сложно ли будет меня расчленить.
— Выйдем тогда через зал. Начнешь орать или звать на помощь — будет хуже. Если начнут задавать вопросы — говори, что дома трубу прорвало и тебе нужно срочно уехать.
С каждым его словом я все сильнее ощущаю головокружение и панику. Не верится, что это происходит наяву, даже несмотря на то, что я много раз представляла самый ужасный исход ситуации, в которой оказалась. Реальность куда страшнее фантазий. Даже если бы была возможность сбежать, я бы не сумела этого сделать — ноги обмякли, став ватными, и дрожат.
— Оглохла? — В два шага оказавшись рядом, короткостриженный выдирает из моих рук бутерброд с кофе и вышвыривает их в урну.
Жалобно пискнув, я пытаюсь пятиться назад, но он перехватывает мое запястье.
— Только вякни, — предупредительно цедит он, нависая надо мной. — Сломаю.
Онемев от шока, я позволяю затащить себя внутрь здания, и словно тряпичная кукла, безвольно тащусь за похитителем по коридору. В висках панически стучит: это конец, это конец. Если со мной действительно собираются сделать то, о чем предупреждал Север, то лучше мне умереть. Может быть, будет возможность на ходу выпрыгнуть из машины. Или вскрыть вены.
— Запомнила, что говорить? — Короткостриженный больно сдавливает мое запястье. — Тебе нужно срочно уехать, потому что дома прорвало трубу.
Картинка перед глазами начинает дрожать и расплываться, и мне с неимоверным усилием удается кивнуть. Хватка на моей руке исчезает, но легче не становится. Это конец, это конец.
Дверь в зал распахивается, в уши врезается гул разговоров и звяканье столовых приборов. Мимо проплывает растерянно- размытое лицо Паши.
— Линда, а ты куда?
— Мне надо… — еле слышно выдавливаю я, продолжая покорно шагать к выходу. Еще никогда в жизни мне не было так страшно. Кажется, если я что-то сделаю не так, мой похититель может достать нож или пистолет.