На этом моменте я устал водить головой из стороны в сторону и решил напомнить о себе.
- Эй, алло, барышни, а ничего, я здесь сижу и все это слушаю? Или вам вообще уже на отца наплевать?
- Папа умер. – терпеливо, как ребенку, объяснила мне вторая и, не удержавшись, хлюпнула носом. А потом повторила. – А ты вообще непонятно кто.
- Послушайте, - я изо всех сил сдерживался, чтобы не психануть и не взорваться. – Я точно та же самая личность, что пришла с вами на набережную несколько часов назад. У меня те же самые умения, тот же самый ум, тот же самый объем памяти и жизненного опыта. Я могу пересказать вам вашу короткую жизнь в мельчайших подробностях. Потому что я ваш отец, и вы росли на моих глазах. Я вообще не вижу никаких отличий со мной прежним, кроме, полагаю, цвета ника. Если сомневаетесь – проверяйте, можете задавать любые вопросы.
- Где у меня самая большая родинка? – вдруг спросила первая.
- На внутренней стороне правого предплечья, почти под мышкой. – устало ответил я. – Да я это, я. Не сомневайтесь. Развяжите, у меня все тело затечет, я пошевелиться потом не смогу.
- Если ты тот же самый, что и был, зачем тогда все это перерождение было? – все еще с подозрением спросила первая.
- Да я-то откуда знаю? – искренне удивился я. - Я, как и вы, первый раз в такой ситуации. Но я не вру, я действительно не вижу никаких отличий от себя прежнего.
- А ты все помнишь? – заинтересовано спросила дочь. – До чего помнишь?
- До того, как умер, - огрызнулся я. – До чего же еще? Как спрыгнуть не успел – помню. Как вам кричал, чтобы уплывали – помню. Как ты меня лечила – помню. Два раза. Как этот Серый мне на уши приседал – помню. Как в воду прыгнул – помню. Ну и все…
- Что «все»?
- Дальше я, наверное, умер. – пояснил я несколько неуверенно.
- По-моему, он не врет, – вторая посмотрела на сестру. – Что делать будем?
Та пожала плечами, и они обе посмотрели на узбека, как единственного здесь взрослого. Хорошо еще – не на зомби-уголовника.
Лицо чурки было бесстрастным, но на немой вопрос он ответил:
- Может врет. Может – не врет. Но вообще люди часто врут. Особенно если веревка замотать. Я бы размотать не стал. Но вы же сами мне сказали – только вам самим решать нада. Из-за того, что говорить нельзя.
Девочки молча кивнули узбеку и несколько растерянно уставились на меня. Интересно, что тут за тайны Мадридского двора у них без меня появились?
Впрочем, неважно. Сейчас о другом думать надо. Додавить их, пока они растеряны.
- Послушайте – ровным голосом начал я. – Вы уже, думаю, поняли, что я это я. Что у меня нет на вас зла – только небольшое раздражение из-за того, что вы меня связали. В конце концов, вас четверо, а я один, и, если что - вам не составит труда справиться со мной. В конце концов, это просто унизительно – валяться на асфальте у ваших ног как червяк какой-то. Я, в конце концов, ваш отец. Спросите вон у своего советника – как у него на Родине, в Узбекистане, относятся к тем, кто мучает родного отца.
Дети синхронно уставились на узбека, а тот состроив рожу, покивал. Меня окружают честные люди, это же прекрасно!
Дети повернулись ко мне. Все, они поплыли! Я прямо чувствую – практически готовы сдаться! Вон как растеряно переглядываются. Что я их, не знаю, что ли? Чурка самоотстранился, да еще невольно на моей стороне сыграл, это мне здорово повезло. Они все-таки еще дети, взрослые для них - авториет. Сейчас главное – не пережать, и не вспугнуть.
- Ну что – развязываем? – неуверенно спросила первая.
Вторая пожала плечами, а потом кивнула.
- Давай. Тем более – про складывание он не знает.
- Ты двойку подвесила?
- Спрашиваешь! Давным-давно. Давай уже пускай Кота.
Есть! Ну слава богу, наконец-то повели себя разумно. Дети и узбек отошли на два шага и взяли оружие наизготовку.
Зомби, напротив, пошел ко мне.
Оказавшись на расстоянии вытянутой руки он, не говоря не слова, перевернул меня лицом вниз, фактически уткнув рожей в асфальт. Я хотел было возмутиться, но потом промолчал – не та ситуация, чтобы права качать и требовать соблюдения конвенции по обращению с военнопленными.
Зомби сначала подергал за узлы, а потом, очевидно повинуясь команде, перерезал веревку ножом.
Ну слава богу.
Разум восторжествовал.
***
Я перевернулся на спину, скинув обрезки веревки.
- Я могу встать? – на всякий случай поинтересовался я.
Первая кивнула.
Они все пялились на меня, как на какую-нибудь экзотическое животное типа панды. Трое живых – очень напряженно, зомби – абсолютно равнодушно, явно по обязанности. Он вообще выглядел расслаблено и меланхолически поигрывал ножом, вертя его между пальцами. Но я слишком долго дрался с ним плечом к плечу, чтобы не понимать – если я дернусь, именно он прыгнет на меня первым.