— Да! Это не на гармошке играть — плёвое дело — попробуй поди — они там вооружились, пайщики-то. Им на водку обещали.
— Ну, у нас всякое дело не вывернется, — сказал Ваня-Оборваня, передавая гармонию мальчишке — ну-ка, подержи… — Эй, ребята, ну-ка, помогай, берись.
Ваня-Оборваня нагнулся поднять брошенное перед лавкою бревно — должно быть, им и пытались разбить дверь магазина раньше.
— Не тронь! — с угрозой закричал кто-то сзади Вани-Оборвани…
— Тебя и не трогают. Берись! Ой, разом!
К бревну склонилось, чтоб его поднять, несколько «котов». Но тут сзади, по согнутой спине Вани-Оборвани кто-то хватил дубиной. Ваня вскрикнул жалобно и повалился ничком. «Коты» брызнули от бревна в стороны. Над упавшим Ваней сгрудились, толкаясь и ворча, мужики… Толпа тяжко колыхалась в свирепом безмолвии…
Так длилось несколько минут. Потом вдруг толпа стало редеть; от того места, где лежал ничком поверженный Ваня, уходя, бежали врассыпную, с криком: «убили, человека убили»… И на этот крик со всех сторон к лавке кинулся новый народ. Бабы плакали. Мужики галдели.
К магазину в это время прибежал Шпрынка, а за ним Анисимыч…
— Кого зашибли? — спросил на-бегу Анисимыч — где он…
— Чего зашибли. На-смерть положили.
Анисимыч склонился над телом Вани и повернул его лицом к небу.
— Да он никак еще жив. Шпрынка, гляди у сторожа рогожа. Давай сюда… Подымай, ребята. Клади… Надо его в больницу…
Ваню положили на рогожу. Он застонал. Четверо зуевских подняли рогожу за углы. Мальчишки положили избитому на грудь гармонию. Несли и тихо говорили меж собой:
— Эх, Ваня! — а я еще ему в питейном доме говорил, когда его купец поил: ну, Ваня у тебя сегодня день фартовый.
— Околемается.
— Того и жди. Печенки все отшибли.
— Ну, мало ль его в драках били…
— Драка — дело полюбовное… А тут по злобе били — ведь вот как человек устроен, тот-то, бородатый, должно, пайщик — что колом ударил. Я его давно видал. Харчевую громили: он стоит, опершись на кол, смотрит; директоров беспокоили — стоит, на кол руки уставив, — смотрит…
— Видно, и ему хотелось — да трусил. Есть такие смотроки.
— Да. И тут всё стоял, смотрел. А как тут до дела дошло — он Ваню колом по хребту — хрясть…
Анисимыч со Шпрынкой провожали тело Вани-Оборвани до приемного покоя. Тут носильщики положили его на каменный пол и сейчас же исчезли. Шпрынка привел фельдшера…
— Убитого без бумаги принять не можем, — сказал фельдшер, — берите его, куда хотите…
— Дядя! — сказал Анисимыч, сердясь, — он не убитый, а живой.
— Все равно. Несите к становому — пусть напишет протокол сначала, а потом препроводительную бумагу.
— Ну, дядя! Вы тут шоринских ребят спрятали — бумаги не спрашивали. И Шорина супругу приняли без всяких бумаг. А как до рабочего дошло — давай бумагу, хоть подыхай…
— Да ведь Шорину-то супругу вы напугали — она и родить собралась — а этому умирать… Ну, да уж оставьте его: всё равно ни тут, так где ему умирать — к нам же мертвое тело доставят…
— Доктора позови.
— Чего доктора. Я без доктора вижу, кончается…
Всё-таки фельдшер послушался, и Ваню-Оборваню «няньки» подняли на носилки, внесли в палату и стали разоблачать. Ваня не стонал, только тихо хрипел.
— Гармонию-то с собой возьмете? — спросил фельдшер Анисимыча.
— Нет, я его не знаю. Пускай при нем останется…
— Не знаешь, а валандаешься, как с родным. Эх, вы — музыканты!
В больничном переулке Анисимыч и Шпрынка увидали Воплину: не в силах поднять, она, как муравей соломинку, тащила, пятясь задом, по снегу мешок с мукой.
— Тетка Воплина! — крикнул Анисимыч, — ты что же это, а? Как тебе не грех?
— Мне-то грех? Все берут, и я беру. Кабы я одна — а я, как все, — ответила Воплина, отирая пот.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1. Разбитая статуя
Пробегая переулком к переезду, Мордан увидал, что по обсаженной липками дороге к школе бежит народ — впереди мальчишки…
— Мордан! — услышал он голос Приклея: — айда училищу ломать!..
Мордан остановился и оглянулся: ему казалось, пока он бежал, что кто-то за ним гонится — вот-вот схватит и скажет:
— Ты что это сделал, жулик! Отдавай циркуль!..
Сзади никого. В глубине аллеи виден был зеркальный подъезд фабричной школы. Мордан увидал, что весь народ вобрался в школу.
— Видно, это не магазин, не харчевня, — угрюмо пробормотал про себя Мордан. — взять нечего, так училищу ломать и охотников нет…