— Здорово, Кудряш! Это тебя что ли жандарм караулит. Ты что арестант что ли?
— Нет! Это, надо быть, Морозов велел вагон караулить.
Мальчики, сгибаясь, прошли в салон и сели там на полу…
— Куда хозяин поехал? — спросил Мордан…
— Да они все что-то тут шептались с Гараниным — он меня прогнал. Только то я и слыхал, что поехали они к Смирнову, туда всех хозяев соберут на фабрику — кто здесь, и хотят писать жалобу министру финансов.
— Ну, вот: мы жалобу и они жалобу… А еще что?
— Еще полк казаков идет. Скоро надо быть им тут.
— Шпрынка с ними хочет разговаривать. Чтобы они нас не трогали. Казак, ведь, вольный человек.
— Ну, да! Я веснусь видал, как они в Москве у манежа нагайками студентов лупили. А студенты-то, ведь, господа. Ну, а нам-то уж, наверно, всыплют по первое число… Что, красильную-то сожгли? Как, ребята, хозяин испугался, когда я ему про красильную сказал!
— Ничего не сожгли. Красильщики сами ушли, как мы к красильной привалили. Им крыть нечем: утресь нынче мы со Шпрынкой наделали бумажек «кто на работу пойдет — у тех коморы пожгем» и раскидали по казармам. Ну, красильщики и говорят губернатору: нам надо дома сидеть, а то там у нас бунтовщики всё имущество подожгут — последнего лишимся!
— А в артели что? — спросил Кудряш.
— Да что: велят нам дома сидеть, на улицу не выходить. Анисимыч с Волковым по всем казармам ходят, народ уговаривают: смирно чтобы стачку делать. Говорят, в Англии всегда смирно делают. Так у нас на Англию разве похоже? Вон казаки идут: у них и казаков никаких не может быть. Зря не дают нам развернуться. «Крупу» пригнали со штыками — а уж наши: играй назад! А началось было. Мне, гляди, как наклали!..
Мордан распахнул на груди рубаху и показал синяки.
— Чуть ребра не сломали. В больницу снесли. Ну, я не долго там пробил.
— Ребята! — ключ-то у вас откуда?
— Приклей из дежурной для бригад унёс. На место положить надо.
— А то взяли бы меня с собой. До темного из Ликина хозяину не быть. А вечером опять запрете: ровно тут я и был.
— Это можно…
Ребята один по одному выбрались из вагона, пользуясь моментом, когда жандарм отходил — последним вышел Приклей и замкнул дверь на ключ.
2. Кривой соловей
Мальчья артель занимала по лестнице с улицы третий этаж в старой казарме за чугункой. Весь этаж был перегорожен пополам на два больших и плоских, как папиросная коробка, помещения. В одном артель спала на нарах в два яруса. В другом стояли длинные столы и скамьи — тут была столовая. Из неё через кухню, где ютилась стряпка — черный ход. В артели жили одинокие мальчики из дальних деревень. Но сегодня, когда Кудряш, Мордан с Приклеем вошли в артель, тут было полным полно народу — сюда собралось много мальчиков и из тех, что работали с отцами и жили с ними в казармах для семейных…
Кудряша встретили сначала не добром: криком, свистом, с верхних нар кто-то запустил валенком. Кричали:
— Зачем пришел, хозяйский лизоблюд?
— Они нас усмирять с Морозовым приехали… Ишь какой гладкий!
— Шпрынка — бить будем Кудряша — аль нет?
Шпрынка закричал:
— Постой. Не гомони — он нам расскажет про хозяина. Чего он хочет делать.
Ребята угомонились и слушали, — Кудряш им рассказал всё, что узнал в вагоне, — про то, что Морозов грозится фабрику закрыть, что едет Муравьев и полк казаков и что Гаранин сказал, кого забирать…
— Слыхали? — говорил Шпрынка, — хорошенькие новости — а вы в одну душу: бить. Вот что, слушай меня, все ребята вали на улицу, да не кучей, по одному — и по всем казармам скажите, что едут казаки, московский прокурор — а мне Анисимыч про него сказывал: зверь. Муравьев тут другую музыку начнет. Поняли? Скажите по казармам, что Морозов только для виду скидку делает, а думает другое. Ты, Приклей, беги к Конфееву в трактир — там Анисимыч с нашими советуется — скажи ему, какие дела. И чтоб сюда шел — може казаки-то к нам пристанут. Ну — ребята, марш… А Батан где? Эй, Батан?
— Его нету — он у конторы вьется, смотрит.