Подкладка на куртке вполне приличная, темно-синего цвета. Джек срезает бирку с размером и лоскуток с инструкцией по стирке и надевает куртку наизнанку, чтобы «сменить окраску» и скрыть логотип компании. Потом отрывает кусок туалетной бумаги, протирает бачок и сиденье, сплошь облепленные волосами, бросает все это в унитаз и смывает для верности раза три, чтобы уж наверняка. В первый раз ему кажется, что унитаз забился, и сейчас все хлынет наружу. Но вода все-таки пробивает затор, и кепка, волосы, бумага и бирки благополучно уносятся в канализацию. Джек кладет бритву в карман. В передний карман брюк. Чтобы была под рукой. На всякий случай.
Внимательно осмотрев себя в зеркале над раковинами, покрытыми коркой застывшего мыла, Джек более-менее успокаивается. Куртка смотрится вполне нормально. Даже как-то и незаметно, что ее надели наизнанку. С головой тоже все не так плохо. В смысле внешнего вида. Все же это была неплохая идея — побриться налысо. Главное, что обошлось без заметных порезов, даже сзади, и Джек действительно изменился с такой «прической». Теперь он стал похож на сиротку из приюта Общества помощи румынским беженцам: нездорового вида, печальный и обреченный.
Джек решает уехать из города ближайшим поездом и даже не смотрит, куда он идет. Куда ехать — это неважно. Главное, чтобы подальше отсюда. Он заходит в сидячий вагон и садится в самом конце, чтобы никто не мог сесть напротив. И чтобы никто из других пассажиров не видел его лица. Теперь, когда можно сесть, вытянуть ноги, боль в поврежденном колене почти проходит. Усталость бьет наповал, как прицельный удар РР-9 с размаху. Джек очень надеется, что это действительно просто усталость, а не запоздалое действие снотворного. Сейчас нельзя расслабляться. Ему нужна ясная голова.
Когда в вагон заходит кондуктор, Джек впадает в панику и едва не срывается с места, чтобы бежать без оглядки. Кондуктор — дядечка средних лет, с добрым открытым лицом и приятной улыбкой. Но страх перед любым человеком в форме крепко вбит в голову Джека. Форма кондуктора — серая, как у нацистов. А машинка для выдачи билетов висит почти как автомат на блестящем кожаном ремне, перекинутом через плечо. Джек пытается успокоиться, дышать глубоко и ровно. Кондуктор уже подходит к нему. Это просто кондуктор, — уговаривает себя Джек. Он проверяет билеты у пассажиров. Он тебя не укусит. Сейчас подойдет, ты с ним вежливо поздороваешься и купишь билет. Блин. Джек даже не знает, куда идет поезд. Он напряженно прислушивается. Может быть, кто-нибудь из других пассажиров назовет станцию назначения. Но все пассажиры в вагоне купили билеты на станции, и теперь просто дают их кондуктору, и тот пробивает в них дырочки. Такой специальной машинкой наподобие дырокола. И каждый тихий щелчок машинки бьет Джека по нервам.
— Ваш билет, — говорит кондуктор.
— А у меня нет билета, — отвечает Джек, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и буднично. — Я на поезд опаздывал, пришлось бежать. — При одном только слове «бежать» колено пронзает боль.
— А ты куда едешь, сынок?
— До конца, — Джек пытается улыбнуться. Улыбка, должно быть, выходит фальшивой: так, не улыбка, а судорога мышц.
Но кондуктор вроде бы этого не замечает.
— Стало быть, до конца. А обратно потом поедешь?
— Прошу прощения? — говорит Джек растерянно. Внутри все обрывается. Неужели он что-то не то сказал?
— Билет только туда или туда и обратно? — уточняет кондуктор, кладя руку с чистыми ухоженными ногтями на кнопки своей машинки.