Каждый вечер они собирались за ужином все вместе, как стабильная ядерная частица: отец, мать и сын. Домашняя еда, сбалансированная здоровая пища, приготовленная, как всегда думал Терри, с любовью. Готовила только жена. Терри с Зебом не подходили к плите, но иногда они мыли посуду. Терри считал, что его главная задача за ужином: беседовать с сыном на взрослые темы, укреплять его самосознание, обсуждать с ним, что правильно, а что неправильно. Хотя он чувствовал, что жене это не нравится, он часто рассказывал о том, что происходит у них на работе, в исправительной колонии для малолетних преступников, в частности — об одном мальчике, на два года младше Зеба, которого определили на его попечение. Иногда Терри даже слегка привирал, приписывая своему подопечному положительные черты, которых у него не было, чтобы Зеб понял, что в жизни все не так просто. Что мир нельзя делить на черное и белое, что нет людей абсолютно хороших и абсолютно плохих. Что даже преступники могут быть жертвами. Что даже убийцам нужна любовь.
Терри заканчивал есть только тогда, когда чувствовал, что уже в достаточной мере поделился с сыном житейской мудростью. Он был из тех, кто ест самое вкусное в конце: чтобы предвкушать удовольствие до самого последнего кусочка. И нередко случалось, что эти лакомые кусочки, отложенные на потом, остывали или заветривались, и были уже не такими вкусными.
Зеб всегда тщательно пережевывал пищу, гораздо дольше, чем это действительно необходимо для того, чтобы нормально ее проглотить, и съедал самое вкусное в самом начале. А потом просто сидел с мрачным видом и нехотя ковырялся вилкой в тарелке. Или, если ему разрешали, ставил тарелку под стол, где Оскар сметал все в момент, громко и радостно чавкая.
Зеб был больше похож на маму: темные волосы, карие глаза, смуглая кожа, которая загорала при одном только упоминании солнца. Но втайне Терри всегда надеялся, что когда сын повзрослеет, в нем проявятся отцовские черты характера. И дело не в том, что ему что-то не нравилось в характере жены: просто в последнее время ее, похоже, вообще ничего не интересовало. Кроме работы и денег.
Она была личным секретарем руководителя крупной строительной компании. Ведала всеми его делами, разбиралась с документацией, следила за расписанием его встреч, печатала его письма. А со временем согласилась и на интим на регулярной основе: торопливый и грубый секс на рабочем месте в темных подсобках.
Когда она рассказала об этом Терри, его пальцы буквально вонзились в обивку дивана, на котором он тогда сидел. У него было чувство, как будто его избили до полусмерти, и он сам не ударил жену только благодаря неимоверному усилию воли. Он швырнул о стену статуэтку Будды. Статуэтка разбилась вдребезги, на штукатурке осталась заметная выбоина. Терри очень любил эту фарфоровую фигурку, а теперь от нее осталось только розовое улыбающееся лицо.
— Почему? — спросил он у жены.
— Я не знаю, — сказала она. — Может быть, потому, что ты только и думаешь, что о работе. Об этих своих малолетних головорезах. Они тебе дороже, чем мы. Дороже, чем я.
Он сказал:
— Ты сама знаешь, что это не так.
И она согласилась: да, знает. Но это было единственное объяснение, которое она сумела придумать. Кроме того, что, похоже, она его больше не любит.
Терри хотелось узнать подробности, и он их узнал. Ему было больно, по-настоящему больно, но он все равно продолжал допытываться: резал себя по живому, с каждым разом — все глубже, как те мальчишки в колонии, которые специально наносят себе увечья, эти дети, которые поняли, что единственный способ избавиться от боли — сделать так, чтобы было еще больнее. И это действительно помогает, но лишь до тех пор, пока шок не проходит. А потом нужна новая рана, чтобы было на чем сосредоточиться.
Он представлял себе этого героя-любовника, жениного начальника, полового гиганта, у которого всегда получалось, причем без малейших усилий, довести его жену до сокрушительного оргазма. Он представлял себе, как уже после их феерической случки эти двое смеются над второсортным, убогим сексом, которым ей приходилось довольствоваться в законном браке.