Мальчик без имени
- Ты обещал показать мне те фотографии, которые мы недавно нашли на чердаке, - нетерпеливо и сбивчиво сказала, девочка, переминавшаяся с ноги на ногу в дверном проёме. Однако Владимир Максимович даже не дрогнул, продолжая смотреть в бревенчатое обшарпанное окно, в которое робко заглядывала пышная ветка сиреневого куста. Дело клонилось к лету. - Дедушка! - вновь окликнула девчушка старика с нотками недовольства в голосе. - Да... Фотографии, - как-то отвлечённо пробормотал мужчина, медленно надевая очки. - Я положил коробку с ними в правый нижний ящик серванта. Затем он снова обратил свой взгляд на скромный расцветший сад, слушая неспешное и ленивое тиканье старых часов. «Сколько всего осталось позади?», - спрашивал себя Владимир Максимович, всякий раз оставаясь наедине с самим собой. А позади осталось многое. Детство, отнятое войной. Быстротечная молодость. А затем всё было будто в тумане. Старику казалось, что он очнулся только тогда, когда кончилась тяжёлая перестройка. - Вот, - внучка бухнула пыльную коробку перед дедом. Мужчина повернулся к столу и принялся разбирать свой ящик воспоминаний. В нём было множество фотографий. От ярких и цветных до пожелтелтевших от времени. Помимо фото на дне коробке лежало несколько не менее старых вещиц. Владимир Максимович молчал, рассматривая стопки фотокарточек, а внучка безмолвно и завороженно наблюдала за ним, не в силах прервать. Однако через какое-то время мужчина поспешно придвинул коробку к себе и дрожащей рукой, достав выцветший красный оборванный лоскуток, на котором болтался проржавевший и потёртый зажим для галстука. На вещице слабо проглядывались тонко выгравированные серп и молот на фоне поблекшего пионерского салюта. Комок стал у него поперёк горла, и он нервно сглотнул. - Как же его звали? - тяжело произнёс он, сжимая кусок материи дрожащей рукой. Старик вспомнил, что, будучи ребёнком, он жил в Ленинграде и познакомился с одним мальчишкой, с которым посвящался в пионеры и стоял за одним станком на заводе во времена блокады. Только его имени ему вспомнить никак не удавалось. Хотя в голове быстрой, но яркой вспышкой мелькнула их последняя встреча. Владимир Максимович повернулся к внучке и вручил ей тряпицу со старым зажимом, словно передавая память о мальчике, утратившим своё имя.
***
Морозная темнота опутала безмолвный Ленинград. Был конец ноября. От осени не осталось и следа. Каменные мостовые обледенели, а дороги усыпали белоснежные сугробы. Снег смягчил резкие тёмные краски обожжённого города. Яростный огонь бомбёжек и артиллерийских обстрелов уничтожил его былое величие, истощили строгую красоту. Казалось, что Ленинград медленно умирает, как и все те, кто в нём живёт. По улице шли двое мальчишек. Им было где-то лет двенадцать или тринадцать, хотя из-за изнеможённого усталого вида им можно было дать больше. Впрочем, красные галстуки поверх их одежды выдавали в идущих детей. Ребята, которых только-только посвятили в пионеры, гордились своим новым статусом. Шли они не спеша, держась друг за друга. Ребята боялись упасть на жутко скользкой дороге, которую и без того еле-еле разбирали в вечерней темноте. - Совсем плохо дело, - начал Вовка. - Сначала света не стало, а теперь и пайки урезали. Валя и без того постоянно плачет - у неё живот болит. Мы с мамой не знаем, что с этим делать, - он тяжело вздохнул, продолжая чуть тише. - А она маленькая. Никак ей ничего не объяснишь. - Не объяснишь... - согласился Лёнька. Голос у него был более отстранённый, чем обычно. И меж ними наступила тишина, которую нарушал только хруст снега под их ногами. Во всю завывал холодный сухой ветер. Однако вдруг Лёня остановился, сильно сжав дружескую руку. - Лень, ты чего? Может, передохнём? - обеспокоенно спросил Вовка, пытаясь разглядеть лицо товарища. - Нет, ничего, - отозвался мальчишка, выпрямляясь. - Я просто задумался. - Ты смотри мне, а то так дозадумываешься и ничем это хорошим не кончится, - упрекнул его второй, начиная идти медленным и осторожными шажками. Дальше они шли молча, совсем не задумываясь о времени. Они просто шли, стараясь не подчиняться ноющей голодной слабости. Когда же ребята добрались до перекрёстка, то их дороги расходились. - Вов, а ты будешь меня помнить? - произнёс Лёнька невзначай своим отрешённым голосом. - Терентьев, только не говори мне, что помирать собрался, - Вовка прислонился к покошенному чугунному столбу, поднимая голову кверху. - Не говори мне, будто не знаешь, что я имею в виду, - казалось, что Лёня ещё никогда не был так серьёзен, как сейчас. - Вот недавно у меня в доме умерла соседка - Озерова Нина Ивановна. Так тихо, в своём кресле. И не осталось у неё никого, кто бы помнил её. Только мебель на растопку растащили, а саму на санках увезли, - он умолк, шмыгнув носом. - Теперь все умирают так просто. Падают и больше не встают. И никто, - Лёнька по-особому выделил интонацией последнее слово. - Никто даже имени их не знает. А я не хочу быть среди безымянных, понимаешь? - А ты не думай о плохом. Вот с тобой ничего и не случится, - мальчик резко прервался, а затем продолжил. - А толку-то от того, что ты пытаешься запомнить каждое имя? Всего и не упомнишь. - Пока мы знаем имя, то человек жив, - Лёнька говорил с твёрдой уверенностью в своих словах. - Пусть он не с нами, но... - А где же он тогда? - оборвал Вовка своего друга. - Ну... - тут Лёнька застопорился. Он не знал, что ответить. Только потупил взгляд и уставился в землю. Уверенность его заметно улетучилась. - Баранки гну! - как-то немного по злому передразнил его товарищ. Лёня стиснул зубы от обиды и сжал усталые худые руки в кулаки. Он подступился к другу, зажимая его в уголке. - Обещай, - прошипел он с напором и злобой. - Обещай мне! - повторил мальчик вновь, но уже крича. Лёнька схватил товарища за плечи. - Да ты с ума сошёл, Терентьев! - рявкнул ему в ответ Вовка, хватая его за галстук. - Лучше о себе подумай, дубина! - в следующий момент он оттолкнул его одной рукой, а другая, резким движением соскользнула с красной косынки. Мальчишка стремительно и быстро пошёл в сторону своего дома, оставляя Лёню наедине с самим собой. Отойдя на несколько шагов, Вовка заметил, что в руке у него был обрывок галстука вместе с зажимом. Только вот чувство обиды глушило его. Поэтому он решил, что отдаст нерадивому товарищу частичку пионерской гордости завтра.