— Торопитесь! Скорей, скорей! Отваливаем!
В каюте Марцини снял свой матросский бушлат и повесил на вешалку. Сам переоделся в матросскую робу.
— Ну, оставайтесь тут без меня, а если услышите крики — прячьтесь. Боцман проверяет, нет ли кого постороннего в каютах. Корабль ведь идёт за границу. Я скоро вернусь.
Мальчики вылезли из своих тайников-карманов и принялись осматривать каюту, маленькую, но очень уютную. Здесь не было ничего лишнего: койка, столик и шкаф для вещей. Но больше всего хлопчикам понравилось круглое оконце, через которое можно было смотреть на море. А море волновалось и качало корабль, как детскую колыбельку.
— До чего приятно! — воскликнул Бульбинка. — А кто вон там высунул голову из воды?
— Это дельфины, — ответил Чиполлино. — Они очень умные и добрые. Если человек тонет в море, они помогают ему доплыть до берега.
Послышались шаги.
— Прячься! — крикнул Чиполлино.
И только они успели спрятаться, как открылись двери и вошёл боцман. Кряхтя, он согнулся и заглянул под койку.
— Ну, тут никого нет, — пробормотал он и вышел.
— Ха-ха-ха! Мы тут! — Бульбинка и Чиполлино смеялись, высунувшись из карманов Марциновой куртки.
Вскоре пришёл Марцини.
— Ну, до утра я свободен. Можем веселиться.
— Давайте петь, — сказал Чиполлино и начал:
— Пусть всегда… — подхватил Бульбинка.
— Где вы научились петь такую чудесную песню? — спросил Марцини.
— В пионерском лагере «Крыжовка»! — с гордостью ответили мальчики.
— А где такой лагерь?
— В Советском Союзе.
— О! Я люблю Советский Союз! — Лицо Марцини засветилось радостью. — Когда была война, фашисты одели меня в военную форму, дали оружие и послали воевать против русских. Но я, как и многие из наших матросов, перешёл на сторону русских. Только фашист боцман остался с гитлеровцами. Вместе с ними он и удирал из России. Спойте свою песню, а я послушаю и тоже научусь её петь.
Хлопчики запели. Да так радостно и громко, что песне стало тесно в маленькой каюте. Она вырвалась ка волю, и её услышал боцман. Он насторожился, как собака, выставил свои большие уши и пошёл на голоса. Мелодия песни привела его к двери каюты Марцини.
Хлопчики услышали тяжёлые шаги боцмана и спрятались в карманы моряковой куртки.
— Кто тут пел? — спросил боцман, оглядывая каюту.
— Я, — отвечал тонюсеньким голосом Марцини, чтоб не выдать друзей.
— Ты? — удивился боцман.
— Я, я, — усмехаясь, отвечал Марцини.
«Он с ума сошёл, — подумал боцман. — Надо отвести его к доктору, а не то этот сумасшедший наделает тут дел».
— Пойдём! — приказал боцман.
— Куда? — тоненьким голоском спросил моряк.
— К доктору. — И, закрыв дверь каюты за собой, проворчал: — Псих…
Шепнув доктору на ухо, чтобы тот посадил больного моряка в изолятор, боцман пошёл на свой пост. Через какую-нибудь минуту он снова услышал звуки песни:
И снова мелодия песни привела его к двери каюты Марцини.
Он внезапно открыл дверь, но в каюте никого не было. Заглянул под койку, огляделся — нигде никого.
— Может быть, это я заболел? — сказал сам себе боцман.
Только успел закрыть дверь, вышел из каюты, в ушах снова песня:
Боцман вернулся в каюту, ещё раз внимательно осмотрел все углы, а когда, кряхтя, полез под койку, Чиполлино негромко сказал:
— Боцман — псих…
— Кто это говорит? — спросил боцман.
— Все говорят! — приглушённо крикнул из кармана Бульбинка.
«Может, и правда с моими мозгами что-то творится?» — перепугался боцман и побежал к доктору.
— Доктор, доктор! — тяжко вздыхая, прохрипел боцман. — Это, видно, не Марцини, а я заболел.
— Боцман, вы, как всегда, говорите резонно: кто-нибудь из вас действительно болен.
— Я, я, — поспешил его уверить боцман, словно боясь, как бы доктор не посчитал больным Марцини. — Ещё когда я был на войне в России, мне и тогда нередко казалось… Одного русского солдата я принимал за троих, а бутылку с соской в руках у ребёнка принимал за гранату…
— Скажите на милость! — сдерживая усмешку, покачал головой доктор.
— Да, да… Я стрелял изо всех сил. Не допускал близко к себе ни старого, ни малого, ни солдата, ни партизана. И, благодаря бога, уцелел. Только вот что-то такое осталось, видно…
— Но теперь, синьор боцман, вы далеко от России. Чго могло вас так встревожить?
— Песня, доктор, песня. Не понимаю, как она могла сюда залететь. В ней восхваляется мир, а я хочу, чтоб была война. Хочу отомстить коммунистам…
— О, синьор боцман, вот вам сто пилюль и таблеток. Ступайте в изолятор и глотайте через каждые пять минут по одной таблетке и по одной пилюле…
Открывши дверь изолятора, доктор крикнул:
— Выходите, синьор Марцини. Это не вы, а боцман болен…
— А где боцман? — спросил Чиполлино, когда Марцини вернулся в каюту.
— Сидит в изоляторе и глотает пилюли.
— Теперь мы свободно можем играть, — обрадовались дети.
— И не только в каюте, — сказал Марцини. — Я принёс из камбуза хлеб. Пойдём кормить чаек.
— Вот хорошо. Замечательно! Спасибо, синьор Марцини.
— Это вам спасибо, хлопчики. Это ведь вы загнали сердитого боцмана в изолятор. Вот если бы всех таких, как боцман, посадить в изолятор, — вздохнул он.
Они вышли на палубу.
— Где же чайки? — оглядывая морскую даль, проговорил Бульбинка.
— Сейчас прилетят.
Подошли к поручням. Марцини стал разламывать хлеб и кидать кусочек за кусочком в море.
Неизвестно откуда с криком налетела стая чаек. Они стремительно снижались до самой воды, на лету хватая хлебные кусочки.
— Ох, какие проворные! — удивлялся Бульбинка.
На палубу вышли матросы. Пришёл и доктор. Близко к кораблю подплывали дельфины и высовывали головы, показывая свои чёрные носы. Над голубым морем играла радуга.
Боцман решил проверить, прошла его болезнь или нет. Он вышел из изолятора, тихонько пробрался к каюте Марцини и заглянул в круглое оконце. Чиполлино и Бульбинка, ничего не подозревая, прибирали в каюте, чтобы Марцини приятно было отдыхать после вахты.
— Так это вы подстроили моё сумасшествие? — С этими словами боцман ворвался в каюту. Ребята не успели спрятаться и попали в руки злого человека. — Теперь вы запоёте у меня на сковороде!
Боцман притащил хлопчиков в камбуз и приказал повару:
— Кок, сейчас же поджарь их! Я посмеюсь, глядя, как эти негодяи будут корчиться на сковородке, а потом с большим удовольствием закушу ими горькие пилюли, которые из-за них глотал целый день.
— Хорошо, — промолвил повар, — вот только наточу нож.
— Позвольте мне, синьоры, — попросил Бульбинка, — на прощанье спеть песню.
— Не хватало мне ещё этого! — крикнул боцман.
— Ну пусть споёт, пока я наточу нож, — сказал кок.
И Бульбинка запел:
— С такой песней жить веселей, — сказал Чиполлино и стал подпевать:
— А теперь ты спой свою песенку, Чиполлино, — попросил Бульбинка.
Хлопчика-цибульку не надо было долго упрашивать. Он звонко запел:
Эх, жалко, Бульбинка, не познакомил я тебя с моими братьями, — сказал, окончив петь, Чиполлино. — А может быть, ещё споём?