Но всё это было тогда, а сейчас я устала — от Тао и его выходок; от его слепой ревности; от жены, к которой он всякий раз уходит. Я хотела найти настоящую любовь, почувствовать свободу и самостоятельно принимать решения. Может именно поэтому впустила вчера в свой дом Бэкхёна и ни капельки об этом не пожалела.
Ещё увидев его в аэропорту, я будто с головой окунулась в детство — Бэк был всё таким же маленьким и милым, домашним мальчиком, что часто висел у меня на шее и щедро делился конфетами. Единственный, кто понимал меня и принимал такой, какая я есть, сейчас сам оказался под гнётом общественности. Я ничего не имела против геев и никогда не понимала этой людской ненависти, поэтому и приютила Бэкки, потому что не понаслышке знала, какими беспринципными сволочами могут быть люди, стоит тебе хоть немного отличаться от них.
А ещё это был протест, адресованный Тао, о котором я так давно мечтала. Я впервые сделала что-то по своему, не спросив у него разрешения, и собиралась отстаивать свою позицию до последнего. Это моя квартира и моя жизнь, и я согласна впустить туда Бэкхёна — мальчика, благодаря которому моё детство не было похоже на мрачную чёрную стену, на фоне которой я сейчас стою.
— Да Хи, ты великолепна! — Лухан опустил камеру и ярко улыбнулся.
Я тут же расслабила плечи и тихо выдохнула, беззастенчиво разглядывая молодого парня перед собой. Он был одного возраста со мной, но казался намного старше. И дело не во внешности, а в характере и взглядах на жизнь. Лу был очень основательным, твёрдым в своих убеждениях. Он иначе смотрел на многие вещи, мог ответить на любой мой вопрос, и я ещё ни разу не видела его в плохом настроении.
Лухан был примерно одного со мной роста, худой и гибкий, будто дикий зверь. Его рыжие волосы всегда идеально выпрямлены и уложены; огромные глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, будто заглядывали в душу; а губы и вовсе были моей слабостью. Если смотреть сбоку, то видишь, как соблазнительно вздёрнута верхняя губа. Так и хочется вцепиться в неё зубами и слегка прикусить, пока из расслабленной груди не вырвется вздох наслаждения, тут же смешавшись с моим собственным дыханием.
— Мы закончили? — поинтересовалась я, зябко переступая с ноги на ногу.
Сегодня Лухан был одет в тон стене — чёрные джинсы, чёрные ботинки, чёрный свитер и чёрная кожаная куртка. Готовился, что ли?
— Да, ты в порядке? — фотограф подошёл чуть ближе и слегка прищурил свои нереально волшебные глаза.
— Ага, ноги только замёрзли, — пожаловалась я.
Лухан встрепенулся и бросился к оставленным в стороне туфлям. Сев передо мной на корточки, заботливо сжал тёплыми пальцами щиколотку и надел туфлю, затем повторив тот же фокус со второй ногой. Рука непроизвольно опустилась на рыжие волосы и принялась медленно перебирать прядки. Глядя на меня снизу вверх, Лухан прищурился и чуть ли не замурлыкал. Я улыбнулась и хотела провести кончиками пальцев по ярко очерченной скуле, как дверь со скрипом приоткрылась, впуская в тёмную студию полоску солнечного света. Мы одновременно вздрогнули и резко подскочили, тут же услышав сдавленный хохот.
— Чего испугались-то? — издевательски спросил голос из темноты.
Щёлкнул выключатель и прежде, чем я зажмурилась от света ламп, успела заметить гадко ухмыляющегося Чондэ — помощника Лухана — одного из лучших стилистов Южной Кореи.
— Не дёргайтесь, Тао с кем-то треплется по телефону! — парень махнул рукой и тут же подскочил ко мне. — Да Хи, посмотри какой у меня браслет!
Приглядевшись к наманикюренным ноготкам, я, наконец, перевела взгляд на золотое украшение. Выглядела вещица и вправду дорого, и я вновь невольно позавидовала Чондэ — как ему, будучи геем, удаётся цеплять богатых и красивых мужиков?
Да-да, мой хороший знакомый — гей, и именно по нему я сужу всех, кто является представителями сексуальных меньшинств. Чондэ очень аккуратен и опрятен — вся его одежда всегда тщательно выглажена, никаких складок, затяжек или помятых воротников. От него всегда пахнет дорогим одеколоном, волосы тщательно уложены, аксессуары идеально подобраны, ботинки начищены до блеска. А этот развратный блеск в слегка подведённых глазах, томно прикушенные губы — лучшее доказательство того, что Чондэ доволен своей внешностью на все сто.
— Классная вещица! — искренне похвалила я и тёплой улыбкой поблагодарила Лухана, накинувшего на мои озябшие плечи свою куртку.
— Правда с тем парнем я уже расстался! Он оказался редкостным говнюком и попытался отыметь меня без подготовки…
— Хватит! — взмолился фотограф, жалобно сложив ладони на груди.
Чондэ лишь гадко усмехнулся и, шлёпнув напоследок Лухана по заднице, скрылся в коридоре.
— Извращенец, — передёрнув плечами, пожаловался парень.
Пока он копошился в студии, я направилась в гримёрку, чтобы переодеться. Перед глазами, будто в насмешку, настойчиво стоял образ Бэкхёна, которого я невольно сравнивала с Чондэ. Может я и сужу однобоко, но мне кажется, что все геи должны выглядеть одинаково. И если в случае с Чондэ не оставалось никаких сомнений в его ориентации, то Бэк был под очень большим вопросом.
Итак, проведём сравнение. Вместо начищенных ботинок — кеды. Из аксессуаров — тонкий серебряный браслет и ничем непримечательный медальон. Вместо одеколона парень пах чем-то неуловимо сладким, будто перед нашей встречей он съел упаковку леденцов. Никакой приталенной фирменной одежды — обыкновенная толстовка и ярко-жёлтая бесформенная куртка. На голове не то что творческий беспорядок — настоящий бардак. И никакой истомы во взгляде, и глаза никогда не знали подводки и теней. И этот парень утверждает, что он гей?!
— М-м-м, любимая! — Ушко обжёг низкий шёпот, и я нервно дёрнулась, коря себя за невнимательность.
Это ж надо было так задуматься, что пропустила появление врага — теперь Тао возвышался у меня за спиной, а его руки мягко обнимали мою талию, всё крепче прижимая к зеркальному трюмо, по краям которого светились яркие лампы.
— Что тебе нужно? — всё ещё злясь, прошипела я.
— Давай мириться. — Горячая ладонь нырнула под подол синего платья, недвусмысленно намекая, какой способ примирения выбрал её хозяин.
— Прекрати, сюда может кто-то зайти, — взмолилась я, упираясь ладонями в гладкую поверхность тумбочки.
— Пусть только попробуют, — усмехнулся Тао и резко надавил мне на поясницу, заставив с грохотом снести баночки и флаконы и распластаться на гладкой поверхности.
— Тао, отстань! Я не хочу! — возмутилась я, прижатая сверху крепким телом.
— С каких пор тебе претит наша близость? Уж не с тех ли самых, как этот засранец поселился у тебя в квартире? — сердито прошипел блондин, продолжая наглаживать мои бёдра под тонкой тканью.
— Да отпусти же! — брыкнулась я.
— И не подумаю!
Тао резко нагнулся и принялся обнюхивать мою шею, а я с отвращением почувствовала как в меня упирается его начинающий возбуждаться член. Да, я никогда не была против нашей близости, но только не в тех случаях, когда Тао пытался меня унизить или воспитать с помощью секса. Это настолько в его духе — трахать меня за любую провинность. Именно так, потому что иначе грубый секс с синяками по всему телу, язык не поворачивался назвать. И, что самое главное, «трахать» в последнее время получается гораздо чаще, чем «заниматься любовью». Кто этому виной? Жена, к которой я периодически ревную Тао? Или его неуправляемый характер, сводящий меня с ума и отбивающий любое желание быть ласковой? А может никогда и не было никаких чувств, кроме этого животного желания?