Затушив окурок в пепельнице машины, здоровяк хмыкнул. Домарас пробуждает в людях самые разные таланты. Есть и такие, которые похоже рождены для этого города. Рики, например. Или Су. Хотя — вдруг задумался Филин — так-ли это? Есть-ли кто-то, для кого жизнь в Домарасе это естественная форма существования? У девчонки большие психологические проблемы, она пьёт этот город как обезболивающее. Пока она удерживается на грани, но чем дальше — тем возможнее срыв. Надо будет за ней приглядывать. Своих на поле боя не бросают, солдат — вспомнил он слова из прошлой жизни. Теперь она — его отряд, даже если и на время.
Су — другого поля ягода. Аккуратен, расчётлив и умён. Как ловко он расположил Рики к себе! Конечно, на эти пистолеты ушло много труда и денег, вещь качественная — это видно, но тем не-менее, очень-уж удачно получилось. Девчонка убежала играться с новыми побрякушками, светясь как все неоновые вывески города, готовая теперь достать Су хоть президента США. Вот китаец пожалуй истинный обитатель Домараса. Бизнесмен, грамотно и жёстко добивающийся цели.
Интересно, он сам — тоже? Как сложилась-бы его жизнь, не попади он в эту дыру? Ладно, это не важно.
Филин оборвал поток мыслей, остановливаясь у фасада небольшого здания, ничем не выделявшегося среди прочих невзрачных строений улицы. Припарковался на тротуаре напротив, зашёл в подьезд и поднялся на шестой этаж. Потрогав один из многочисленных карманов широких штанов, убедился что деньги на месте, и постучал в простую деревянную дверь. Никто не подвинулся внутри, но дверь быстро приоткрылась, в щели на секунду показалось лицо и ствол пистолета. Увидев посетителя, человек за дверью закрыл её, и побренчав цепочкой, открыл снова.
— Ola amigo, — произнёс он, ставя пистолет на предохранитель, и засовывая его сзади за пояс.
— Хосе, — кивнул Филин.
Мужчины крепко пожали руки. Хозяин квартиры уступал Филину в росте и размере, но жилистая рука была не менее крепкой. Прошли внутрь, и гость выложил на стол свёрток.
— Двадцать, как обычно? — скорее для порядка спросил Хосе, опускаясь на стул, и указывая собеседнику на второй.
— Да, — кивнул Филин, — пересчитай.
— Брось, — Хосе махнул рукой. — Не обижай меня в моём доме.
— Всё равно пересчитай, — твёрдо настоял здоровяк, усаживаясь на старый стул. — Не хочу чтобы были недоразумения, по какой-бы то не было причине. Может я ошибся при упаковке?
— Ладно, — недовольно уступил Хосе, и на какое-то время комната погрузилась в тишину. Хозяин сосредоточено шуршал купюрами, Филин щёлкнул массивной металлической зажигалкой и затянулся сигаретой. Наконец с подсчётом было закончено.
— Двадцать, всё нормально.
— Вот и хорошо, — кивнул Филин. — Когда они получат деньги?
— Послезавтра.
Это хорошо. Он не хотел опаздывать, скоро начало учебного года, девочке понадобится многое. Откинувшись назад, он вздохнул. Когда он и Икаика ходили в школу, ничего такого не требовалось. У них был один потрёпанный учебник на двоих, и его брат всё равно был отличником. Его-же всегда интересовали игры, ночное плавание, охота на рыб с копьём. Икаика тоже это любил, но успевал и учиться хорошо. Все думали что он пойдёт в университет, и когда брат решил записаться в армию, это было неожиданностью для всех. Но это путь мужчины, и старейшины одобрили решение. Вслед за ним, пошёл и он. Но получилось не так как они планировали. Брат стал пилотом, а сам Филин попал в морскую пехоту. Когда Икаику сбили над Ираком, он был на миссии. Узнал когда вернулся. Сочуствие на лицо дежурного офицера, сообщившего страшную новость, хорошо запомнилось гавайцу. Похороны проходили с закрытым гробом — останки мало напоминали улыбчивого мускулистого красавца. Брат оставил после себя жену и маленькую дочку, и Филин пытался помогать им как мог. Собственно это и привело его сюда, несколько окольными путями, но он не жалел об этом. Брат сделал-бы для него то-же самое.
Мать девочки не хотела принимать деньги, но Филин приехал и поговорил с ней так, что все возражения изменились раз и навсегда. Если ей противно принимать "грязные деньги" самой — это её проблемы. Но дочь его брата не должна жить в нищите из-за фальшивой гордости белой дуры, отказывающей ребёнку в самом необходимом чтобы чувствовать себя лучше. Чтобы подсластить пилюлю, он придумал якобы существующий обычай, согласно которому братья обязывались заботиться о семьях друг друга, и это считалось делом чести.