— Я буду твоим гостем, — проговорил Фрей, как требовал ритуал первого визита.
— Как ты будешь мне подсказывать? — не мешкая, перешел к делу отряг.
— Это я еще не придумал, — одно плечо скульптуры поднялось и опустилось. — Покинуть копьеметателя я не могу… Он у тебя — единственный предмет, полученный от меня…
— Так придумывай скорее! — при звуке шагов в зале конунг опасливо вытянул шею [7].
— Не мешай… я думаю… — сосредоточенно пробурчал Фрей, повел с любопытством глазами вокруг, глянул вниз — и замер. — Что… это?..
— Что — это? — не слишком сообразительным эхом отозвался хозяин.
— Это!.. — потрясенным голосом выдавила статуя, медленно опустила голову, оглядывая себя, и зашевелила почти негнущимися пальцами в попытке ухватить полу меховой куртки.
Своей.
— Ты чего? — недоуменно расширились глаза конунга.
— Рубище твое убрать хочу… — раздраженно пробормотала скульптура и снова чихнула. — пыльное… Это ж додуматься надо… Это ж сообразить!.. Не нашли больше, где на просушку развесить?!
— А-а-а!.. Так это не просушить! Это твое! — расплылся в понимающей улыбке конунг. — В смысле, истуканово. Ты же его нам того… голышом подарил… вот мы и…
Статуй испустил мучительный стон.
— Варвары… испортили авторский замысел… красоту закрыли… гармонию… совершенство… Даришь некоторым людям произведение искусства, а они на него что попало навешивают… что выбросить жалко…
— Это новая куртка, кстати! Волчья! — возмутился отряг. — И рубаха под ней новая! Льняная! И штаны кожаные! Новые! И сапоги с носами усиленными! Только без подошв…
— Са-по-ги… — простонал копьеметатель и дернул, что было сил, за воротник рубахи, надеясь то ли порвать, то ли сорвать, и крепкая ткань затрещала под каменной дланью. — Дикари… Профаны…
— Ты это… перестань!.. — торопливо перехватил мраморное запястье отряг. — Тут женщины ходят!
— Можно подумать, в Стелле они не ходят… — пробормотала сквозь неподвижные губы статуя, не прекращая усилий по возвращению искусства людям.
— В Стелле… пусть ходят!.. А тут… не трогай!.. — просипел Олаф, с досадой чувствуя, как каменная рука вырывается из его хватки, и чтобы остановить своевольничающего бога, облапил статую и прижал проворную руку к туловищу.
— Что ты делаешь?
Легкие шаги спускающейся Аос в пылу сражения он не услышал.
— А-а-а… э-э-э… переставить… хочу… — пробормотал отряг, давая исподтишка не на шутку разошедшемуся копьеносцу пинка под косточку.
Тот испуганно замер.
— Куда переставить? — не спуская изумленного взгляда со скульптурной композиции «Борьба варвара с конунгом Отрягии», богиня любви обогнула бойцов и зашла статуе в тыл. — И осторожней, пожалуйста — ты, кажется, рубаху ему порвал. А я уже плащ шерстяной в тон ему у скорняка заказала… Ох, всё-таки странный он, этот Фрей! Такого болванчика раздобыл в наших краях — а про одежду забыл… Так куда ты, говоришь, его понесешь?
— Хочу поднять ее в нашу комнату, — не размыкая губ, голосом Олафа произнесла статуя.
— Да? Зачем? — задумчиво склонила набок голову Аос. — Тут он в интерьер вписывается.
— Чего? — растерянный и взмокший от волнения заговорщик затравленно оглянулся.
— Говорю, что забавно наблюдать, как те, кто в первый раз его видит, разговаривать с ним пытаются. А у нас его куда?
— Сейчас найдем. Неужели из-за такой ерунды ты задержишь меня и помешаешь устроить тебе сюрприз? — снова проговорил статуй голосом отряга, и под неистовое, но неразборчивое шипение «Какой сюрприз, ты чего?!..» богиня сдалась.
— Конечно же нет, милый, — поигрывая ямочками на порозовевших щеках, улыбнулась она.
И тут же, не удержавшись, кокетливо спросила:
— А какой сюрприз?
— Это… того… Сюрприз… — только и смог просипеть конунг, взгромождая мраморного болванчика на спину, и добавить тихим отчаянным шепотом ему в ухо: — И что я теперь должен делать?! Какой сюрприз?! У меня нет никакого сюрприза!
— Не волнуйся, всё под контролем, — украдкой похлопал его по спине стат уя-Фрей, и Олаф, отягощенный не столько каменным истуканом, сколько дурными предчувствиями, потащился вверх по лестнице.
Накрытый белой скатертью стол, сервированный фамильным серебром [8], застыл в полумраке покоев как сказочное видение. Свет трех розовых свечей, укрепленных в золотых подсвечниках в виде куста роз [9], купал хрустящее крахмальное чудо в мягком сиянии, бросая матовые блики на бокалы, салфетки и приборы. Музыкальная шкатулка в виде сказочной избушки исторгала из своего кедрового чрева нежные чарующие звуки. Головокружительно пахло хвоей и дикими цветами: умопомрачительная композиция в хрустальной вазе посреди стола приковывала взгляд и перебивала аромат ожидающих своей участи блюд. Теплого сияния свечей хватало и на второстепенных героев сегодняшнего сюрприза — шатт-аль-шейхскую банкетку, лотранское кресло… и стеллийского копьеметателя, замершего чуть поодаль за спинкой. Широкие его плечи покрывал новый плащ, а на безукоризненном мраморном лице запечатлелось выражение высшей степени отвращения, смешанного с покорностью судьбе.
Лестница, ведущая к апартаментам, заскрипела, дверь распахнулась, и на пороге предстала Аос с ладонями Олафа на глазах. Сам Олаф неуклюже и нервно переминался с ноги на ногу у нее за спиной в предчувствии сюрприза.
Фрей за бесстрастными чертами скульптуры усмехнулся: сюрпризов в его сюрпризе быть не должно. Всё продумано и взвешено, как у знахаря.
— Ух ты! — голос Олафа заглушил переливы шкатулки, и Аос нетерпеливо попыталась поднырнуть под закрывавшие все лицо ладошки мужа.
— Что там, что?
— А-а-а… смотри, конечно! — отряг великодушно отвел руки и богиня ахнула:
— Невероятно!..
— Это всё для тебя! — сияя довольством, сообщил он.
— Какая… какие… какой… какое чудо… ты… у меня!..
— Д-да ну уж… — покраснел конунг.
И не только от удовольствия.
— Конечно! — не чувствуя двойного дна в смущении мужа, нежно обняла его Аос. — Мне и в голову придти не могло, что ты на такое способен!
Конунг [10]вспыхнул, как предгрозовой закат, и сконфузился еще больше, потерянно косясь на копьеметателя. Но тот был бесстрастен и холоден, как все мраморные копи Стеллы, и Олаф, собравшись с духом и кляня себя — а заодно и весь женсовет Старкада — последними словами, взял супругу за руку и повел к столу.
Первую часть плана Фрея еще только предстояло осуществить.
— Это все тебе. Для тебя, то есть. В честь… ну… Ой, слушай, а где еда?..
Он снова растерялся, но благодарная супруга уже взяла инициативу в свои ухоженные ручки, и блюда, составленные на дальнем столе, стали подниматься в воздух, разогреваясь по дороге, обсыпаясь специями и поливаясь соусами.
— Садись, это тебе… это опять тебе… это снова тебе… — не спуская с мужа влюбленного взгляда, ворковала Аос.
И с каждой секундой отряг конфузился еще больше. Подумать только! Какая-то белая тряпка и металлические тарелки способны вызвать такую бурю восторгов, какую не смогла и целая куча отрубленных голов морских выползней! Но ведь свободное побережье важнее красивых свечек! И, к тому же, если у человека руки только топором умеют орудовать, а вид всяких ложек-вилок вызывает только ассоциацию с орудиями пыток, что он может поделать? Хотя он ведь старался, он честно старался научиться ими пользоваться! Хотя бы одной! И котлету от шницеля отличать, а зеленый чай от черного! Только все без толку…
9
Естественно, фамильных. Лотранского короля. Не доехавших до заказчика во время правления деда Олафа.
10
В чьем представлении романтический ужин отличался от неромантического охапкой полевых цветов, воткнутых в бочонок с элем.