— А что за причина?
Его собеседник состроил страдальческую мину. Его, очевидно, удивляли наивные вопросы Идельсбада.
— Минхеер, для чего все это агенту сыскной службы? Мы не единственные банкиры на континенте и не из самых древних. До нас были банки Аччаиоли, Альберта, Барди, Джанфильяцци, Перуцци и других сеньоров. Вот они были всесильные. А мы в наши времена — обычные заимодавцы. Но и сегодня, будь мы самыми богатыми, элементарная недоверчивость требует от нас принятия некоторых мер предосторожности. Видите ли, Медичи предоставляют займы князьям этого мира, — загадочная и многозначительная улыбка мелькнула на его лице, — даже некоторым герцогам. Они, таким образом, получают доходы, обслуживая весьма влиятельных духовных и светских особ, итальянцев, иностранцев. И никто не должен знать содержания этих соглашений.
— А сколько у вас филиалов?
— В настоящее время двенадцать. Во главе стоит центральная контора во Флоренции, руководимая лично Козимо и его сыном Джованни, являющимся помощником. Ниже стоят склады шелка и две суконные мануфактуры тоже во Флоренции. Еще ниже — филиалы в Лондоне, Брюгге — где вы сейчас находитесь, — Авиньоне, Милане, Венеции, Риме и Женеве. Ими руководят управляющие.
— Я, может быть, покажусь вам наивным, но оправдывается ли применение шифров при такой структуре?.
— Позвольте мне продолжить, тогда вы яснее поймете цель и смысл. Раз в три года управляющих приглашают в Рим, чтобы отчитаться перед вышестоящими и лично Козимо о своей работе. Возвращаются они оттуда с точными инструкциями, где указаны обратный маршрут и информация, которую они должны получить от других филиалов, лежащих на этом маршруте. Более того, подобные редкие контакты и продолжительность поездки вызывают необходимость активной переписки между центральной конторой и филиалами. К деловым письмам добавляются и личные, направляемые непосредственно главе или главным членам семейства Медичи. В этих письмах говорится в основном не о семейных делах, а о коммерции, затрагиваются даже вопросы политики. Той политики, которая развертывается за кулисами, в тени альковов; политики, неизвестной миру. Любое государство дорого бы дало, чтобы получить доступ к этим секретам. Теперь-то вы понимаете, почему шифруется корреспонденция? — И Шелдон с ноткой уважения заключил: — К тому же центральная контора каждый месяц меняет шифр, что исключает просачивание информации.
— Но есть же человек, который расшифровывает эти послания?
— Конечно. Управляющий филиалом. Только он один. И человек этот, если он не принадлежит к семейству Медичи, находится под непосредственным контролем Козимо.
«Ну и лабиринт!» — подумал Идельсбад. Во всяком случае, его подозрения оправдывались. Судя по всему, Петрус Кристус поддерживал тайные отношения с Флоренцией и Италией. Похоже, в этой Италии сходились все пути. Ян говорил о Рожье Ван дер Вейдене и сделанном ему странном предупреждении только потому, что тот собирался ехать в Рим. Николас Слутер, убитый на улице Слепого осла, был женат на флорентийке. Напавшие на Яна изъяснялись на итальянском. И вот теперь этот вексель, выданный флорентийцем… Увы, след, ведущий к Петрусу, заводил в тупик, а тот, который тянулся к его флорентийскому доверителю, был в недосягаемости.
Идельсбад разочарованно расстался со своим собеседником. Ему оставалось только уговорить мальчика вернуться домой. Он побеседует с Маргарет. Она не должна отнестись равнодушно к судьбе Яна. А если будет нужно, то переговорит с бургомистром.
Выйдя из банка, он направился к месту, где мальчик должен был с нетерпением ждать его. Яна там не оказалось. Он наверняка был где-нибудь поблизости.
Сыграл защитный рефлекс. Идельсбад, положив руку на рукоять кинжала, всматривался в толпу, но видел лишь торговцев и незнакомых прохожих. Чувство ярости и вины овладело им; ярость — на себя. Как он мог оставить ребенка одного, зная о грозящей ему опасности? Боже! Как же неразумно и неосмотрительно он поступил! Поддавшись панике, Идельсбад побежал вверх по улице вдоль Принценхофа, надеясь… И тут до него донесся крик. Крик отчаяния перекрывал шум толпы. Он повернул и бросился к рыночной площади, откуда, как ему показалось, и слышался этот крик. Толпа плотно окружала его. Идельсбаду с трудом приходилось пробиваться сквозь нее. Он все же увидел Яна, но очень далеко впереди. Какой-то мужчина бесцеремонно тащил его на плече, а другой пытался связать мальчику лодыжки, и все это при всеобщем равнодушии. Трио удалялось от Ватерхалле. Лишь несколько туазов отделяло его от понтона. Идельсбад бежал изо всех сил, чувствуя, что не успеет догнать их.
Действительно, он еще только приближался к Ватерхалле, а двое мужчин уже кинули Яна в лодку, в которой на веслах сидел третий сообщник. Несколько гребков, и лодка отплыла от пристани; до нее уже было не достать.
Разъяренный Идельсбад громко выругался. Нужно было думать, и побыстрее! Канал тянулся к гентскому порту. На его пути находился шлюз Минневатер. Если уж и есть шанс догнать их, то только там, больше негде. Идельсбад, не мешкая ни секунды, ринулся к тому месту, где стояла его лошадь.
Погоняемая гигантом, отпустившим поводья, лошадь, раздувая ноздри, мчалась по ухабистой дороге. Справа со скоростью ветра уходили назад тополя, слева тянулись бесконечные берега Рея.
— Быстрее… еще быстрее! — молил Идельсбад. — Ребенок не должен умереть из-за моей ошибки.
ГЛАВА 16
Он подскакал к шлюзу. Плоскодонка показалась примерно в миле от него. Идельсбад облегченно вздохнул. Это была она. Какое-то судно без рангоута, двигавшееся навстречу, уже вошло в камеру, наполнявшуюся водой. Совсем рядом на воду отбрасывал строгую тень монастырь бегинок.
Положив локти на деревянные поручни, за процедурой скептически наблюдал шлюзовой смотритель, мужчина небольшого роста, красномордый; в руке он держал кувшин с пивом. Идельсбад спрыгнул на землю и поспешил к нему:
— Простите, минхеер. Мне нужна ваша помощь.
— Что случилось?
— Видите ту плоскодонку, выше по течению? Надо во что бы то ни стало помешать ей пройти шлюз.
Коротышка с иронией взглянул на своего собеседника:
— И это все?
— Я серьезно говорю. Вопрос жизни или смерти. Трое типов похитили ребенка, моего племянника. Они в этой лодке.
— И что же вы хотите, чтобы я сделал? Ударил в набат? Бросился на абордаж?
— Довольно того, чтобы вы позволили им войти в камеру и оставили ворота закрытыми. Мы сдадим их в руки сержантов сыскной службы.
— Вы рехнулись, дружище! Шлюз — собственность герцога. Вы хотите, чтобы мне перерезали горло? Взгляните!
Он показал на герцогский флаг, развевающийся в нескольких шагах от них рядом со знаменем с красно-золотым гербом Брюгге. Вблизи стояли на посту двое солдат.
— Такое я могу сделать только с разрешения представителя городских властей или самого бургомистра. А теперь оставьте меня в покое. У меня работа.
Замолчав, смотритель привел в действие ворота, чтобы выпустить из камеры судно. Оно тихо вздрогнуло и поплыло вниз по течению.
Идельсбад поискал взглядом лодку, в которой находился Ян; она была уже совсем близко. Но… почудилось ли это ему? Только что в лодке было трое мужчин, а сейчас их оказалось лишь двое. Невероятно! Со своего места он ясно различал их лица. Они были удивительно похожи. Смугловатая кожа, одинаковые бородки клинышком, глаза, словно черные угольки, позволяли думать, что эти люди наверняка южане. Это доказывала и их одежда: в ней не было ничего фламандского. Один мужчина запахнулся в черный плащ, напоминающий античные тоги. В руке он держал посох паломника. На ногах другого были длинные гетры, он был вооружен шпагой. У того, что в высокомерной позе стоял на носу, поставив одну ногу на край борта лодки, и смотрел прямо перед собой, было худое, изможденное лицо. Не хватало лишь третьего мужчины; мальчика тоже не было видно. Его, наверное, положили на дно лодки.