Мужчины побежали за папой на задний двор, а женщины рассыпались в разные стороны — кто полез на крыльцо, кто пустился тоже на задний двор. Ребятишки же, те сразу нырнули под дом. Как и у всех в Сикаморе, дом у нас стоял высоко над землей, чтобы воздух циркулировал под полом и охлаждал комнаты в летнюю жару.
Две женщины поднялись на переднее крыльцо и вошли в комнаты, как к себе домой. Я нагнулся и заглянул под дом — что там понадобилось ребятишкам, и увидел, что трое-четверо из них прыгают у нас под полом на четвереньках, точно кролики. В эту минуту затянутая сеткой дверь на переднем крыльце хлопнула, одна из женщин сбежала по ступенькам с какой-то вещью в руках. Она кинулась к ближайшему фургону, сунула туда что-то и бегом вернулась обратно.
Я помчался на задний двор. Мужчины шныряли там повсюду — заглядывали в наш дровяной сарай, в конюшню. Некоторые раскидывали доски и дрова, будто что-то искали под ними. Я стоял и смотрел на них, и вдруг вижу: Хэнсом одним прыжком выскочил из кухни, а за ним по пятам женщина в длинной юбке. Хэнсом подбежал прямо к дровяному сараю и засел там.
— Давайте обсудим все спокойно, не торопясь, — сказал папа одному мужчине в расстегнутой жилетке. — Меняться, так меняться, но если впопыхах все делать, я ничего не соображу. Давайте обсудим все как следует, спешить нам некуда.
На слова моего старика никто не обратил внимания, так как все носились по двору и смотрели, что у нас есть. Один мужчина подошел к сараю и юркнул в дверь. Хэнсом пулей выскочил оттуда,
Как раз в эту минуту мама закричала в доме не своим голосом. Она прилегла отдохнуть после обеда, и эти женщины, наверно, разбудили ее и до смерти напугали. Мама опрометью выбежала во двор.
— Что же это делается, Моррис? — крикнула она. — Откуда эти люди взялись? Я сплю крепким сном и вдруг просыпаюсь, а в комнате две женщины, которых я в жизни своей не видывала. Они из-под меня простыни вытаскивали.
— Успокойся, Марта,— сказал папа. — Сейчас я все улажу. Сейчас все будет в полном порядке.
— Да кто они такие, эти люди? — спросила мама,
— Да цыгане! Повстречались мне в городе, предложили поменяться кое-какими вещами. Я позвал их сюда, чтобы обсудить все на свободе. У нас столько хлама зря валяется, давно пора пустить его на обмен. Избавимся от ненужных вещей, нам же лучше будет.
Две женщины вышли из дому — и прямо к маме. Она попятилась от них, но они притиснули ее в угол между крыльцом и домом и затараторили, да так быстро, что понять ничего было нельзя. Одна начала плясать и помахивать руками. Тут к крыльцу подошел цыган и сказал маме, что женщины хотят выменять у нее платье. Мама сказала, что она вовсе не собирается менять свое платье, но они ее будто не слышали.
Ребятишки, которые копошились у нас под домом, вылезли оттуда с моей бейсбольной перчаткой и битой и, обогнув дом, кинулись к фургонам. Я пустился было догонять их, но потом передумал, крикнул Хэнсома и сказал ему, что они утащили. Он сказал, что с ними лучше не связываться. И правда, среди них были большие — больше меня и Хэнсома.
— Минуточку, друзья, минуточку, — говорил папа, хватая то одного, то другого цыгана сзади за жилетку. — Давайте не спеша все обсудим. Надо же мне, наконец, узнать, что я получу в обмен на свои вещи.
— Моррис! — крикнула мама. — Гони их отсюда! Тебе говорят, Моррис!
Папа так старался утихомирить этих людей, что ему было не до нас. Он побежал в сарай и принес оттуда старый топор с половинкой топорища. Один цыган взял его и повертел в руках, потом передал другому цыгану. Тот кинулся с ним к фургонам.
— Стой, стой! — крикнул папа. — Разве так меняются? Все вам да вам, а мне что? Нет, это никуда не годится. Это нечестно, уважаемые!
Пока папа говорил, третий цыган подобрал где-то старое цинковое ведро с продырявленным дном, сунул его другому, а тот пошел с ним к фургонам. Папа вцепился одному цыгану сзади в жилетку и заспорил с ним из-за ведра и топора. Тем временем другой цыган забрался в сарай и вынес оттуда наши козлы для пилки дров. Папа увидел, что паши козлы тоже уплывают к фургонам, кинулся за ними, но их и след простыл.
— Мена есть мена, — сказал мой старик, — и меняться должны обе стороны. Вы свое, друзья, уже получили, а я от вас пока что ничего не вижу.
Один цыган подошел к нему, сунул руку в карман и вытащил складной полк. Папа хотел открыть его и посмотреть, какой он, но открывать было нечего, потому что оба лезвия оказались сломанными.
— Э-э, нет! —сказал папа. — Мне такой дряни не нужно.
Несколько цыган взобрались на сеновал над сараем, где у нас спал Хэнсом, и папа тоже полез туда, все еще упрашивая их выслушать его.