— Нет, ты что-то сделал, — сказала мама, начиная выходить из себя, и двинулась на моего старика. — Признавайтесь, Моррис Страуп!
— Да мало ли на что он мог обозлиться, — сказал папа.— Ведь всего, Марта, не упомнишь.
— Так вот, будьте любезны вспомнить, Моррис Страуп! — сказала мама. — Ни с того ни с сего Хэнсом Браун никогда бы не убежал.
— Ну... позаимствовал я у него банджо, — медленно проговорил мой старик. — Сначала попросил дать на время, а он не дает. Тогда я залез на сеновал, где он его прячет, и взял сам.
— Где сейчас банджо Хэнсома? — спросила мама.
— Вот это, Марта, я затрудняюсь сказать, — ответил мой старик, переминаясь с ноги на ногу. — Вчера вечером иду я по улице, держу банджо под мышкой, и вдруг останавливает меня какой-то негр и спрашивает, сколько я хочу за банджо. Говорю: доллар. Мне и в голову не пришло, что он при таких деньгах. А он сразу вынимает из кармана. Ну что ж, на попятную идти было неудобно, ведь я сам цену назначил.
— Пойди разыщи этого негра, и чтобы банджо Хэнсома было здесь, — сказала мама.
— Нет, это я не могу, — отрезал папа.
— Почему такое? — спросила мама,
— Откуда же мне знать, кому я продал? — сказал папа.— Я этого черномазого даже не разглядел в темноте. Да покажи мне хоть миллион негров, я его от других не отличу.
Мама так разозлилась, что чуть не хватила моего старика щеткой, только вовремя сдержала себя. Ей, верно, не хотелось, чтобы я стоял рядом и слушал, как его будут отчитывать, потому что она оглянулась и подозвала меня.
— Вильям, — сказала мама, — сию же минуту ступай в город и спрашивай всех подряд, не встретил ли кто Хэнсома Брауна. Не сквозь землю же он провалился! Кто-нибудь да видел его.
— Хорошо, ма, — сказал я. — Сейчас пойду.
Мой старик и мама так и остались есть друг друга глазами, а я выбежал на улицу и во весь дух помчался к леднику, куда Хэнсом часто ходил в жаркую погоду полежать на мокрых опилках. Я прибежал туда и спросил хозяина ледника, мистера Гарри Томсона, не видал ли он Хэнсома Брауна, но мистер Томсон сказал, что последние два-три дня Хэнсом здесь не появлялся. Я хотел еще заглянуть с черного хода в рыбную лавку миссис Кэлхун, куда Хэнсом тоже захаживал выпрашивать мелкую кефаль, которая не шла в продажу, но один из негров, коловших у мистера Томсона лед, сказал мне, что час тому назад Хэнсом прошел по этой улице к пустырю, где сегодня утром разбили свои палатки заезжие балаганщики. О приезде балаганов знал весь город, и потому-то мой старик и спустил за доллар банджо Хэнсома. Я слышал, как он сначала просил у него пятьдесят центов взаймы, но у Хэнсома денег не было, и тогда папа решил, что другим путем в балаганы не попадешь, и продал банджо. Впрочем, он истратил этот доллар, не успев дойти с ним до дому.
Я во весь дух бросился назад, сказать маме, где Хэнсом. Мама с папой все еще стояли на заднем крыльце и бранились. Когда я открыл калитку и поднялся по ступенькам, они сразу перестали говорить друг другу то, что говорили.
— Хэнсом ушел к балаганам! — крикнул я маме. — Он и сейчас там.
Мама на минутку задумалась, мой старик боком отошел от нее подальше и остановился.
— Моррис, — сказала, наконец, мама. — Так и быть, еще один-единственный раз я тебе поверю. Сходи в эти балаганы и приведи Хэнсома домой, пока с ним не случилось что-нибудь ужасное. Если с этим несмышленышем стрясется беда, господь меня не простит, так мне и помирать с нечистой совестью.
Мой старик зашагал вниз по ступенькам.
— Па, можно мне с тобой? — спросил я.
Но мама не дала ему ответить.
— Ступай с отцом, Вильям, — сказала она, — За ним глаз да глаз нужен,
— Пойдем, сынок! — сказал папа, махнув мне рукой. — Ну, живо!
Мы быстро прошли улицу, пересекли железную дорогу и направились прямо к пустырю, где между балаганами кое-где еще росла высокая, по колено, трава. Балаганы были разбросаны по всему пустырю, и перед ними уже толпился народ. У входа в каждый висели большие разрисованные полотнища, а под ними, на подмостках, зазывалы выкрикивали что-то и сами же продавали билеты. Мой старик остановился перед балаганом, где на полотнище были нарисованы голые женщины.
— У тебя десяти центов не найдется, сынок? — шепнул он мне. — Отдам при первой возможности.
Я мотнул головой и сказал ему, что у меня есть только одна монета в двадцать пять центов, которую я приберег на билет в балаган, где показывают ковбойские скачки.
—Дай, сынок, взаймы, — сказал он, щупая снаружи мой карман. — Я сейчас же верну. Ты и спохватиться не успеешь, есть у тебя деньги или нет.