— Телке, видно, понравилось за мной идти, иначе никак этого не объяснишь, — сказал мой старик. — Ты посуди сама, зачем бы ей...
— Как только стемнеет, Моррис, возьми веревку и отведи телку назад, на выгон, откуда она украдена. И если тебе кто-нибудь встретится по дороге — негр или белый, все равно, — спрячься в кусты и пережди, пока не пройдут. Я не хочу, чтобы люди знали, что ты украл телку и привел ее домой средь бела дня.
Мой старик оглянулся и посмотрел на телочку, а телочка подняла голову и посмотрела на него. Она долго смотрела на моего старика, не переставая жевать тимофеевку.
— А какая она хорошенькая, правда, Марта? — сказал папа, поглаживая телку по носу и по шее.— Красавка! Ах, ты Красавочка!
Телка повернула голову и посмотрела на маму. Тогда мама подошла к ней и погладила ее по носу. Телочка смотрела маме прямо в лицо, и мама, видно, тоже не могла оторваться от нее.
Они долго стояли так и смотрели друг другу в глаза, а мой старик вынул тем временем из-за пазухи еще одну порцию тимофеевки.
— Красавка, — сказала мама, беря тимофеевку у него из рук и протягивая телке. — Как подумаешь, что ее надо отвести на выгон, так даже грустно становится. Будет стоять там... по ночам холодно, а в дождливые дни и вовсе не сладко.
Папа сел под куст сирени и стал смотреть на маму и на телку. Теперь вид у него был совсем спокойный.
— Красавка,— сказала мама, поглаживая телочку по носу и по шее.— Ах, ты Красавочка!
10 Свободный день Хэнсома Брауна
Сразу же после завтрака мама вышла на улицу и отправилась к миссис Хауард поговорить о собрании сикаморского женского клуба «Усовершенствование», и последний ее наказ перед уходом относился к Хэнсому Брауну, чтобы он перемыл и вытер всю посуду, прополоскал кухонное полотенце и повесил его сушить на солнце и чтобы все это было сделано до ее возвращения. В тот день Хэнсом считал себя свободным от работы, хотя с тех пор как он поступил к нам одиннадцатилетним мальчишкой, у него не было ни одного свободного дня, потому что каждый раз что-нибудь да мешало ему уйти со двора и проболтаться в городе до вечера. Хэнсом не любил торопиться с уборкой, что в будни, что в свой свободный день, — да, по правде говоря, для него все дни были одинаковы, и, зная это, он всегда находил какой-нибудь предлог, чтобы оттянуть мытье посуды как можно дольше. В то утро, сразу же после маминого ухода, Хэнсом объявил, что ему хочется есть, отправился на кухню и изжарил себе целую сковороду свиной печенки.
Мой старик лежал врастяжку на ступеньках заднего крыльца. Он говорил, что гораздо лучше себя чувствует весь остальной день, если ему удается соснуть утром после завтрака, и пользовался каждым таким случаем. Хэнсом ел печенку не спеша, зная, что после еды надо будет приниматься за мытье посуды. Он все еще сидел у плиты, низко нагнувшись над сковородой, когда на переднем крыльце кто-то постучал в дверь. Так как и папа и Хэнсом были заняты, я сам пошел посмотреть, кто это к нам стучится.
Войдя на передний двор, я увидел незнакомую девушку лет восемнадцати - девятнадцати, которая стояла, прижавшись лицом к проволочной сетке двери, и заглядывала в комнату. Она держала в руке квадратную рыжую сумку вроде небольшого чемоданчика, шляпы на ней не было, и ее длинные каштановые волосы вились по плечам колечками. Я видел эту девушку первый раз в жизни и сразу же решил, что она, верно, кого-нибудь разыскивает в городе. Я стоял и смотрел на нее до тех пор, пока она не взялась за щеколду, пробуя открыть дверь.
— Вам кого нужно? — спросил я, подойдя к крыльцу и остановившись у нижней ступеньки.
Девушка круто повернулась ко мне.
— Здравствуй, мальчик, — сказала она, подходя к лестнице. — Твой папа дома?
— Он спит на заднем крыльце,— ответил я. — Сейчас я ему скажу.
— Подожди минутку! — крикнула она и, сбежав вниз по ступенькам, схватила меня за руку. — Покажи мне, где он. Так будет лучше.
— А зачем он вам? — спросил я, удивляясь, откуда эта девушка знает моего старика. — Вы, наверно, кого-нибудь ищете у нас в городе?
— Ладно, мальчик, ладно! — улыбнулась она. — Веди меня к нему.
Мы обогнули дом и вошли через калитку на задний двор. При каждом движении девушки меня так и обдавало запахом духов. Чулки у нее с каждым шагом все больше и больше морщились под коленками. Мой старик спал крепким сном, положив голову на верхнюю ступеньку и широко открыв рот. Он всегда так разваливался, если спал на солнце, и уверял, что в другом положении ему неудобно. Хэнсом стоял в дверях кухни и, глядя на нас сквозь проволочную сетку, ел печенку прямо со сковороды.