— Это еще что за разговоры! — крикнул дядя Нэд, нагибаясь и поднимая с земли большой камень.— Ты, черномазый, не смей дерзить!- Только пикни, я тебе голову размозжу этим камнем. Слышишь, черномазый?
— Я... я... я...— забормотал Хэнсом.
— И перестань заикаться! — сказал дядя Нэд,— Негр — да еще заика! Мерзость какая!
Хэнсом попятился и шмыгнул в калитку на задний двор. Мы подошли к дому, и дядя Нэд сел на ступеньки.
Я боялся, как бы он не напустился на меня так же, как на Хэнсома, если ему не угодишь чем-нибудь, и, не зная, что делать, стоял у самого крыльца.
— Большая у папы ферма? — спросил дядя Нэд.
— Нет, не очень. Она у нас на холме,— ответил я.— В прошлом году папа посеял немного кукурузы и земляных орешков и больше ничего. Он говорит — ему некогда этим заниматься. Там Хэнсом Браун иногда пашет.
— Страупов никогда не тянуло на землю,— сказал дядя Нэд.
Мы ждали, что будет делать мама. В доме стояла полная тишина,— должно быть потому, что Хэнсом все еще не решился выложить ей про дядю Нэда.
— Давненько я не видался с Моррисом,— опять заговорил дядя Нэд. — Да он вряд ли изменился с тех пор. А как мама, сынок,— все такая же?
— Да, все такая же,— ответил я, прислушиваясь, не поднимется ли шум в доме, когда Хэнсом скажет маме про дядю Нэда.
— Вот сидишь посиживаешь здесь вечерком, и будто в мире ничего плохого нет — тишь да гладь,— заговорил дядя Нэд сам с собой.— Благодать какая!
Я услышал, как где-то хлопнула дверь, и понял, что мама несется сюда. Тогда я попятился от ступенек, на которых, опершись локтями на колени, сидел дядя Нэд. Не прошло и минуты, как затянутая сеткой дверь распахнулась и мама выбежала на крыльцо.
— Это вы, Нэд Страуп! — крикнула она.
Дядя Нэд сорвался с места, будто его пырнули сзади вилами. В один прыжок он очутился между мной и крыльцом.
— Стойте, Марта, подождите,— взмолился он, пятясь ко мне задом и, как и я, стараясь сохранить некоторое расстояние между собой и мамой.— Я зашел навестить вас и Морриса. Разве это плохо, если человеку захотелось оказать уважение своей родне?
— Не смейте навязываться мне в родню, Нэд Страуп! — крикнула мама.
— Эх, Марта! Ну стоит ли нам ссориться из-за таких пустяков — родственник, не родственник. Я теперь совсем другой человек. У меня было время пораскинуть мозгами, и вот я понял, что не всегда делал то, что надо. Теперь все пойдет по-новому.
— Вон с моего двора, Нэд Страуп! Я ни одному вашему слову не верю. Закон связал меня с одним Страупом, и хватит! Нет такой власти ни на земле, ни в небесах, которая посадила бы мне на шею еще второго Страупа! Несу свой крест — с меня достаточно!
Дядя Нэд повесил голову и уставился себе под ноги. Он пошевелил мизинцем, выглядывавшим из дыры в башмаке, и долго-долго смотрел на него. Пока он стоял так и шевелил мизинцем, мама не спускала с него глаз.
— Может, вы по доброте своей все-таки не откажетесь накормить меня, прежде чем выгоните вон? — медленно проговорил дядя Нэд, исподлобья глядя на маму,— Я, Марта, голодный. Со вчерашнего утра крошки во рту не было. Неужели, Марта, вы пожалеете кусок хлеба и дадите человеку умереть с голода?
— Когда вы убежали из тюрьмы? — быстро спросила мама.
— Несколько дней назад,— удивленно проговорил дядя Нэд.— А откуда вы знаете, что я опять сидел?
— А где же вам быть, как не в тюрьме! — выпалила мама.
Дядя Нэд опустил голову и опять зашевелил мизинцем. Мама молчала, глядя на него в упор. Потом она подняла руку и провела ею по глазам, думая, что никто этого не заметит.
— Ступайте к кухонной двери, Нэд. Господь бог не укорит меня, что я отказала кому-то в помощи, даже когда этого не следовало делать. Мне бы надо позвать шерифа, пускай опять вас засадит.
Мама ушла, заперев за собой дверь, чтобы дядя Нэд не вошел следом за ней. Как только она скрылась, дядя Нэд встал и, обогнув дом, зашагал к заднему двору. Когда мы пришли туда, Хэнсом сидел на ступеньках кухонного крыльца, но стоило только ему завидеть дядю Нэда, как он сорвался с места, бросился в дальний конец двора и залез на поленницу. Я прошел на кухню и стал смотреть, как мама накладывает на тарелку сосиски с горохом. Когда тарелка была наложена верхом, мама передала ее мне и мотнула головой в сторону дяди Нэда, сидевшего на ступеньках.
Я вышел с тарелкой на крыльцо и протянул ее дяде Нэду. Он ничего не сказал и только посмотрел на меня — точь-в-точь как папа, когда ему хотелось что-нибудь сказать мне, но не словами, а взглядом. Пока дядя Нэд ел сосиски с горохом, я отошел в сторонку и сел на землю. Потом мама позвала меня на кухню и дала чашку кофе для дяди Нэда.