— Сам поправляйся, тебе нужней! — ответил Миша, засмеялся и тоже ущипнул Федю.
— У, лапы медвежьи, — сказал Федя и тоже засмеялся.
После обеда Семён Кириллович сам отвёл Мишу в классы.
Учитель указал Мише его место и велел соседу показать ему немецкие буквы.
— Эту неделю я тебя не буду вызывать, — сказал он, — а затем проверю твои успехи. Если ты постараешься, то сумеешь догнать своих товарищей.
Миша усердно принялся вырисовывать буквы. Сосед время от времени поглядывал, как он пишет, и шёпотом поправлял его.
— Ты в какой комнате? — спросил он.
— С Рихманом Федей.
— Значит, со мной тоже. А ещё с нами Саша Хвостов. Вот он сидит за дворянским столом.
— Зачем?
— Как — зачем? Они дворяне, а мы поповичи, солдатские и матросские дети. Чтобы от нас грубостей не набрались. Некоторые здесь даже не живут, а только на уроки приезжают со своими гувернёрами. А сами ещё грубее нас: и дерутся, и бранятся.
— А Федя где сидит?
— А вон за отдельным столом. Его на эту неделю от всех отсадили, потому что он запустил бумажных голубей в классе и попал в учителя. Учитель обозлился, хотел его тростью ударить, но Федя не испугался и закричал, что он Михайлу Васильевичу пожалуется, а учитель сам нажаловался Семёну Кирилловичу, и Федю так посадили, чтобы он не мог шалить. Но он говорит, что у него больше терпения нет быть добронравным.
— А как твоё имя? — спросил Миша.
— Косма.
— Такого имени нет, — сказал Миша.
— Нет, есть. По-простому это будет Кузьма, а по-учёному выходит Косма. Я обязательно буду учёный. А ты?
— Мне тоже очень хочется.
— А какая тебе наука нравится?
Миша признался, что ещё мало знает, какие бывают науки, и ему всё хочется узнать.
— А я буду химиком, — важно сказал Косма. — Ты знаешь, что такое химия?
— Я у Михайла Васильевича видел химическую лабораторию.
— Видел? Вот счастливый! Мне бы глазком взглянуть! Слушай, хочешь, я тебе мою лабораторию покажу? Только поклянись, что ты никому не скажешь.
— Чем клясться?
— Чем хочешь!
— Чем хочешь клянусь, никому не скажу.
— Слушай, когда классы кончатся, все побегут во двор гулять, а ты не беги, подожди меня. Я… Ай! — закричал он.
Учитель, уже давно заметивший, что новые соседи не пишут, а шепчутся, на цыпочках подкрался к ним. Весь класс затаив дыхание ждал, что будет.
Учитель схватил Косму за ухо и так, не отпуская, отвёл на другое место, а рядом с Мишей посадил совсем взрослого мальчика. Этот беседовать не стал, а хмуро показал Мише другую букву и время от времени говорил:
— Кверху тоньше веди, книзу толще!
Когда мальчики, толкая друг друга и прыгая через скамейки, выбежали из класса, Миша поотстал от них и оглянулся, отыскивая Косму. Но Косма уже подошёл к нему, держась рукой за распухшее ухо, и таинственно шепнул:
— Идём!
Он привёл его в небольшую комнату, где стояли четыре кровати, четыре стола и четыре табуретки, оглянулся, приоткрыл дверь, выглянул в коридор, запер дверь и сказал:
— Поклянись ещё раз!
Миша, замирая от любопытства, ещё раз поклялся, и в то же мгновение Косма нырнул под кровать. Он довольно долго возился там и наконец вылез, весь красный, таща за собой небольшой сундучок. Потом снова залез под кровать и снова появился, зажимая в руке очень большой ключ. Ещё раз оглянувшись, не идёт ли кто, он стал на колени перед сундучком, вставил ключ в замок и повернул его. С мелодичным звоном замок открылся, и Косма поднял крышку сундука.
— Иди сюда! — шепнул он.
Миша опустился на пол рядом с ним.
Крышка сундука была оклеена разными картинками, и среди них был портрет Михайла Васильевича, вырванный из его сочинений. На другой картинке было нарисовано, как человек в нарядном кафтане отшатывается, будто его ударили, а прямо на него летит большой белый шар.
— Это Рихмана отец, тебе Федя расскажет, — сказал Косма и начал вынимать из сундука свои сокровища.
Тут были аптекарские баночки и пузырьки, заткнутые бумажками и наполненные разными порошками и жидкостями, немного лабораторной посуды, похожей на ту, которую Миша уже видел, но щербатой и частично побитой, так что, вероятно, её выбросили, а Косма подобрал. На самом дне лежала хорошенькая медная ступка, в каких повара толкут корицу, гвоздику и тому подобное.
— Вот, — сказал Косма, со счастливой улыбкой разглядывая расставленное на полу хозяйство. — Я по воскресеньям, когда все уезжают по домам, целый день занимаюсь химией.
— А откуда ты знаешь, что надо делать?
— Я ещё не очень хорошо знаю. Мне немного рассказали старшие гимназисты. У одного есть книга по химии, и он мне иногда из неё читает, но в руки не даёт, жадничает. Говорит, что я всё равно не пойму. Но я пойму и без него добьюсь. Порох тоже нечаянно изобрели. Толкли в ступе всякую всячину, и вдруг всё взорвалось и оказался порох. Я, может быть, тоже буду вот так толочь, и вдруг окажется изобретение.