Через год Лизу посватал сорокадвухлетний майор из военкомата, она, даже не посоветовавшись с мамой, отказала. Дома проговорилась через год.
— А что, он совсем никудышный? — спросила Валентина Ивановна.
— Да нет. Нормальный. Как многие, — безразлично ответила дочь.
— Не поторопилась с отказом? — осторожно полюбопытствовала мать. — Офицер все же, детей надо воспитывать, самой без мужа жить с двадцати лет… Надо было подумать хорошенько.
— Вот я и подумала. Отец детям он относительный, муж для меня — нелюбимый. Остается — офицер. Через три года он уже пенсионер, офицер, но запасной. Вот и весь расклад.
— Тебе, доченька, видней, — тяжело вздохнула Валентина Ивановна. — Я ведь тоже рано осталась без мужа, знаю, как это плохо. Да, я сильно любила твоего папу, и сейчас часто вспоминаю, только не каждый понимает, как тяжело приходить в пустой дом и знать, что никогда сюда уже не войдет дорогой тебе человек. И так изо дня в день. Выть от тоски хочется, а нельзя: ребенок все видит, все понимает. Клянешь себя долгими ночами, что не все делала для него, что излишне невнимательной была к его интересам. Многое всплывает, есть за что себя упрекнуть, но поздно. Нет его, чтобы попросить прощения, и никогда уже не будет.
Дочь обняла мать, крепко прижалась щекой к ее щеке, горькие их слезы слились в один вдовий ручеек.
— Ох, уж эта бабья доля! — виновато улыбнулась Валентина Ивановна, размазывая слезы по щекам.
— Мы маемся, но хоть живем, — глядя в пустой и темный угол, сказала Лиза, — а их нет. Молодых, здоровых, веселых, шумных нет, и никогда уже не будет. Вот это горе!
— Не будет, — чуть слышно отозвалась Валентина Ивановна.
— Каждая вещь напоминает о них, а это страшнее всяких ссор. Вот чем плох брак по любви. Любимого забыть невозможно, он постоянно с тобой, в твоей душе, в твоей совести. Хотел бы сделать что-то не то, ан нет! Совесть тут как тут, смотрит на тебя с укором.
10 ноября 1982 года умер Леонид Ильич Брежнев. Был пасмурный день. Отпраздновали 7 ноября как-то вяло, без грома и оваций. Пронесся слух, что Брежнев очень болен, но не верилось, что так уж сильно он болен, чтобы придавать этому значение. Кто-то, может быть, и задумался о его судьбе, о его значении и роли в государстве. Прошел войну в окопах Малой Земли, не был трусом; любили ли его, или только уважали солдаты и офицеры, трудно сказать. Политотдельцы как-то в стороне были от масс, они вроде бы и в массах живут, вроде бы знают подноготную народа, но как-то однобоко. Знают беды людские, но оставляют люд один на один с этими бедами? Как-то не вяжется со смыслом. А вот что касается мировых революций, то они тут доки, каких свет мало видал. Брежнев, молва идет, прост был в обращении с низшим сословием, а кто к нему обращался из малоземельцев за помощью, если обращение доходило до него, всегда помогал.
Перед обедом в отдел кадров зашел майор Крутиков, он все еще надеется заполучить руку Лизы, присел на стул, закинул ногу на ногу, долго смотрел на затылок склонившейся над бумагами Лизы.
— Что, Елизавета Анатольевна, ждать нам теперь? Какие потрясения ожидают страну? — спросил майор, не дождавшись, когда Лиза обратит на него внимание.
— А какие могут быть потрясения? — в свою очередь поинтересовалась Лиза. — Страна верным курсом идет к коммунизму.
— Скажу вам как военный, на проторенной дороге чаще всего ставят враги мины. А врагов у нас не убывает, а прибывает.
— Значит, мы сильные и успешные, а это не всем нравится.
— Да, сильные и успешные, — после минутного молчания повторил Крутиков. — Такие сильные и успешные, что даже не верится. Афган с крестьянами в опорках на босу ногу, с дедовскими кремневыми ружьями не можем покорить за три года. Представьте теперь, если бы мы связались с НАТО? Не связываемся только потому, что страшно.
— Почему тогда НАТО не нападает на нас, если мы такие слабые, а они сильные?
— Они для этого достаточно умные.
— Какие же умные, если не видят выгоды?
— Вся беда их в том, что они понастроили небоскребов, это ж сколько мусора после них убирать.
— Ядерная война? Я правильно поняла?
— В недогадливости вас не упрекнешь.
— Спасибо за комплемент, Андрей Андреевич. А что вы думаете о ближайшем будущем нашей страны? Рассвет нам ждать или закат?
— И то, и другое не исключаю. Мы на макушке шара, с одной стороны рассвет, с другой — закат. Наше положение неустойчивое, это из физики, вот куда свалимся, там и будем.