Тогда сирены чаще всего звучали по случаю ложной тревоги, и Касси это знала - знала, что можно было бы спать себе дальше, что в эту ночь бомбить будут Бирмингем или другой город центральных графств. Но даже в убежище ей не удавалось вздремнуть. Как-то перед рассветом Бити встала, чтобы облегчиться в жестяное ведро. Сонная Марта, щурясь, спросила:
- Слышь! Отбой, что ли?
- Да не, мам, это Бити в ведро писает. Иди спи.
Бити хронически недосыпала. Как и многим женщинам Ковентри, ей приходилось работать для фронта по десять, а то и по двенадцать часов в смену. «Не падайте духом, девушки! Разбомбим фрицев! » Призыв находил у нее горячий отклик, платили неплохо, у нее никогда раньше не водилось столько денег. Но с этими сиренами по ночам она чувствовала себя изнуренной и легко могла вспылить.
Однажды вечером до Касси донесся крик сестры снизу:
- Касси, еще раз поставишь эту чертову музыку, хоть разочек, слышишь - мало тебе не покажется! Поняла?
Касси не ответила. Она лежала на кровати в лифчике и трусах. Звучала «Серенада лунного света». Когда мелодия кончилась, Касси лениво потянулась к пластинке и поставила ее снова. Тут же по ступенькам лестницы застучали туфли. Бити распахнула дверь, ринулась прямиком к граммофону, подняла рычаг с иглой, сдернула пластинку с деки и разбила ее об колено. Потом повернулась и посмотрела Касси прямо в глаза.
Касси не отвела взгляда. Бити с воплем, стуча туфлями, ретировалась вниз. Касси это не очень тронуло. Музыка жила внутри нее - целиком, до последней ноты. В любой момент по своему желанию она могла включить ее или выключить.
Мало того, фокус с радио она проделывала снова и снова. Стоило музыке забрезжить у нее в голове, Касси шла, включала Би-би-си и слышала ту же мелодию, звучавшую четко и громко. Никому не говоря ни слова, она проверила свою способность научным методом. Ясно - по неведомо каким причинам она «слышит» радиопередачи прямо из эфира. Ей не нужна была радиоприемная аппаратура. Такой аппаратурой каким-то образом оказывалась она сама.
Но у нее хватило ума никому об этом не рассказывать.
А еще что-то происходило с ее телом. Груди слегка округлились, соски стали нежными и чувствительными. Половые губы тоже набухли, и глубоко внутри что-то зудело, сочилось. Онанизм стал для нее насущной потребностью. Пока Бити не сломала пластинку, Касси часто, лежа на кровати под простыней, ласкала клитор и тискала соски под дразнящие звуки «Серенады лунного света». А на улице можно было убедиться, что все это еще и имеет отклик. Она могла убедиться, какое впечатление производит на мужчин. Солдаты, моряки и летчики в увольнении жаждали ее - это видно было по тому, как они пожирали ее глазами. К тому же она умела заставить их оглядываться на нее - и не в переносном смысле, а в буквальном: ей всего лишь нужно было упереть взгляд в чей-нибудь затылок, например, в автобусе или в очереди на отоваривание карточки, и в ту же секунду объект вынужден был обернуться и взглянуть на нее. Действовало безотказно. Она знала, что притягивает к себе какие-то силы. Что это были за силы, она понятия не имела, но силы были необычные. Она применила их тогда к продавцу пластинок, незаметно для него. Да, впрочем, они никогда этого не замечали. С ними штука легко проходила - с мужчинами.
Но это было еще не все. Больше всего ее взвинчивал сам факт того, что она знает о грядущей атаке. Вселял в нее ужас и взвинчивал.
Вечером 12 ноября она пошла с Бити на танцы. Марту уже давно перестало беспокоить времяпрепровождение девочек. Хотя Касси было всего шестнадцать, она вполне могла сойти за двадцатилетнюю, и Марта больше не пыталась удерживать ее дома. Хотя к старшим дочерям она была строже, к Касси она проявляла больше снисхождения - может быть, из-за притаившейся повсюду смерти. Она рано поняла: запрещай - не запрещай, Касси все равно поступит по-своему. Все-таки ей удалось вытянуть из обеих обещание, что в случае налета они пойдут в убежище, как положено, а не побегут домой.
Они шли в город. Касси была взбудоражена. Луна набирала полноту, напоминая серебристую осеннюю тыкву, и, хотя ночь была довольно морозной и ясной, лучи прожекторов метались по звездному небу, касались трех городских шпилей, прорезывали ночь. Бити пыталась успокоить сестру.
Оказалось, что можно было и не стараться. Как только они вошли в танцзал и Касси услышала оркестр, она устремилась прочь от Бити. Когда Бити ее нашла, та уже отплясывала джайв с каким-то летчиком - его влажные волосы были зачесаны назад, глаза сверкали страстью.
- Не слишком-то поспешай себя подарить, - едва успела шепнуть Бити, но Касси уже закружилась в танце, размахивая руками.
Плясунья.
Не прошло и часа, как Касси уже стояла в тени собора на Бейли-Лейн, прислонившись спиной к холодной сырой средневековой стене, задрав юбку. Из-за затемнения фонари на улице не горели.
- Ух, да тебе не терпится, - сказал летчик. Она возилась с его ремнем.
- Может быть, мы никогда больше не увидимся. - Касси вцепилась в ворсистый воротник его кожаной летной куртки. - Ты только представь себе. Значит, мы можем упустить случай перепихнуться.
«И я так и останусь целкой», - подумала она.
- Слушай, ты прямо как парень рассуждаешь.
- А что, плохо?
- Да нет, нет… просто… м-м-м, здорово пахнет от тебя.
- Хватит болтать. Давай.
Где-то очень близко завыла сирена. Летчик выругался.
- Не обращай внимания, - сказала Касси. - Это еще не оно.
- Что?
Может быть, завтра ночью. Или послезавтра. Но не сегодня.
- Слушай, тебе надо в Блечли работать, раз ты все это знаешь. Ну, в разведке. Извини, я мало на что способен под эту сирену. Сколько тебе годиков-то?
Касси запустила руку летчику в штаны и поглаживала головку его члена ногтем большого пальца. Он вздрогнул и снова отдался ее объятиям.
- На что мало способен? - крикнула Касси. Чтобы перекричать сирену, ей пришлось орать.
Кто-то пробежал мимо них, направляясь в убежище. Тут она лизнула его в ухо.
- Господи!
Касси подняла глаза, увидела шпиль собора и перекрещивающиеся лучи прожекторов, прочесывающие небо. Она знала, что летчику хочется удрать в ближайшее бомбоубежище, но член его набухал в ее руке, и парню было не оторваться.
- Давай, - сказала она.
Он спустил брюки и перекинул ее ногу себе через руку. Пришлось стащить с нее трусы и зайти сбоку - он вошел в нее, почти приподняв ее с земли. Они стояли, сцепившись взглядами, в этом древнем месте, под шпилем, вонзившимся в небо, под скрещенными лучами прожекторов, под тоскливое, дьявольское завывание сирен. Парень отвалился:
- Бесполезно. Не могу я - воет прямо в ушах.
- Что такое?
Летчик замялся. Посмотрел на небо, на лучи прожекторов, шарившие по облакам. И опустил взгляд:
- Просто не идет. Пожалуйста, пойдем в убежище. Задница мерзнет.
Касси подтянула ему штаны. Держась за руки, они медленным шагом пошли к убежищу на Мач-Парк-стрит. Перед входом в убежище стоял патрульный ПВО.
- Не слишком-то торопитесь, смотрю.
- Все нормально, - мрачно сказал летчик. - Сегодня ничего не будет.