Выбрать главу

Клаша бросилась к тетке. Господи, какой страх! Тетка сидит на кухне и ничего не знает, а война-то уж, видно, началась, и не где-нибудь, а здесь под боком, в Москве.

Клаша распахнула дверь в кухню и остановилась на пороге.

У кухонного стола спиной к двери сидел дядя Семен и пил чай. Дуня, облокотившись на стол, не сводила с него глаз. Лицо у нее было красное и взволнованное.

— Ой, дядя Сень пришел! — обрадовалась Клаша и подбежала к столу.

— Здравствуй, Клавдия Петровна! — Дядя Семен улыбнулся и шутя дернул Клашу за косу.

— Дядь Сень, знаешь, что случилось! В Петрограде война!

— Ошалела! — испуганно отмахнулась Дуня.

— Ей-богу, тетя. Сейчас Юрий Николаевич всем гостям говорил, что в Петрограде большевики начали войну и в Москве скоро начнут, — может, завтра!

— А еще что он сказал? — спросил дядя Семен и отодвинул в сторону недопитый стакан чаю.

— Он много чего говорил. Еще сказал: «Мы спуску большевикам не дадим, и никакой им пощады». Дядя Сень, кто это такие большевики?

— Люди.

— «Люди, люди»! — рассердилась Клаша. — А где они?

— Везде, Клавдия Петровна.

Дядя Сеня встал из-за стола и, подойдя к стене, сиял свою шинель.

— Куда же ты, Сеня? Посидел бы! — сказала Дуня.

— Надо идти.

Дядя Сеня надел шинель и папаху.

Клаша схватила с кровати теткину шаль.

— А ты куда на ночь глядя?

— Я только до ворот дядю Сеню провожу.

— Провожальщица! — усмехнулась Дуня.

В эту минуту скрипнула дверь, и в кухню вошел сам полковник. В руке он держал белый запечатанный конверт.

— Клаша, отнеси этот па… — Но, увидев Семена, остановился на полуслове. — Откуда солдат? Какой части?

— Это, Юрий Николаевич, брат мой, Семен. Не признали? Он с фронта вернулся, — сказала Дуня.

— Дезертир? — спросил полковник и брезгливо оглядел Семена.

— А вы, господин полковник?..

Полковник остолбенел.

— Что?! — И вдруг заорал на всю кухню: — Так отвечать мне — офицеру! Дисциплины не знаешь! Мерзавец! Большевик!

— Не ори, отошло время на солдат орать — не боимся!

— Вон из моей квартиры! Сию же минуту вон!

— Уйду. Только мы, господин полковник, еще встретимся, — сказал Семен и, круто повернувшись, вышел.

Клаша, уронив табуретку, бросилась за ним вдогонку. Она догнала его во дворе и схватила за рукав. Несколько минут они шли молча.

— Что же ты мне, дядя Сеня, не сказал, что ты большевик? — спросила, наконец, Клаша.

— А я думал, что ты, Клавдия Петровна, сама знаешь.

На улице было тихо и пустынно. Моросил дождик. Тускло горели уличные фонари; голые ветки деревьев торчали из-за заборов. По шоссе промчался автомобиль, осветил черную мокрую мостовую и исчез.

— Дядя Сень, скажи: что в Петрограде случилось? — спросила Клаша.

— Где?

— В Петрограде.

Клаша, путаясь, рассказала про статью в газете, которую она прочла в кабинете полковника.

Дядя Семен улыбнулся:

— Уж что-нибудь да случилось, раз в газете пишут.

— А что? Скажи — что?

— Экая ты какая!.. Революция там, вот что. Ну, беги домой, а я на Ходынку пойду.

— Революция!.. — повторила Клаша. — А когда в феврале с красными бантами ходили, тогда чего было?

— Революция, да только не настоящая. Ну, я пойду, — заторопился дядя.

— Я к тебе послезавтра на Прохоровку прибегу, — пообещала на прощание Клаша.

— Там видно будет! — сказал Семен.

Когда Клаша вернулась домой, расстроенная и заплаканная Дуня мыла тарелки.

— Носит тебя нелегкая! Ложись спать, — заворчала она.

— Давай посуду вытру.

— Без тебя обойдется! Твое дело только тетку под выговоры подводить.

Клаша повесила шаль на гвоздь и приоткрыла дверь в коридор.

В освещенном коридоре было тихо. Дверь в столовую была плотно закрыта. Оттуда не доносилось ни звука.

Клаша на цыпочках вышла в коридор и заглянула в переднюю. Длинная дубовая вешалка была пуста. Только на крайнем крючке висел беличий жакет Надежды Юрьевны да шуба Марии Федоровны.

Глава шестая

Утром 26 октября Клаша встала в половине восьмого. Занятия начинались в прогимназии в девять часов, но трамваи ходили редко и были переполнены. Клаша встала рано, боясь опоздать.

Дуня ушла в очередь за хлебом. Клаша наскоро выпила жидкого чаю и съела холодную тушеную картошку. Потом собрала учебники, перевязала их ремешком и, одевшись, пошла в переднюю. Входная дверь была заперта на цепочку и на ключ. Вешалка пуста. Очевидно, Юрий Николаевич и поручик Скавронский еще не вернулись домой. Клаша вышла, тихонько прихлопнула за собой тяжелую парадную дверь.

Через узкие длинные окна на лестнице было видно серое осеннее небо. На улице шел мокрый снег и превращался в грязь. Клаша съежилась от холода, подняла воротник и, перепрыгивая через лужи, побежала к трамвайной остановке.

На углу Старой Башиловки возле серого дощатого забора столпились несколько человек.

— Бедная, несчастная Россия! — услышала Клаша.

Длинноносый худой человек в очках и шляпе, очень похожий на учителя географии, Николая Ивановича, читал объявление на заборе и покачивал головой.

Клаша привстала на цыпочки и прочла:

От Комитета общественной безопасности

ОБЪЯВЛЕНИЕ

МОСКВА ОБЪЯВЛЕНА НА ВОЕННОМ ПОЛОЖЕНИИ…

«Началось», — подумала Клаша, и у нее замерло сердце.

— Господа, в восемьсот двенадцатом году на Москву наступал Наполеон — и то ничего не мог сделать, — ораторствовал маленький морщинистый старикашка, повязанный поверх облезлой меховой шапки суконным башлыком. Он стоял на тумбе, размахивая руками, но его никто не замечал.

Быстро, строчку за строчкой, Клаша читала дальше:

— «…По городу будут ездить броневые автомобили и ходить патрули, которые в случае вооруженного сопротивления или стрельбы откроют огонь».

— Как же это понимать? Называется «Комитет общественной безопасности», а на улицах стрелять будут, — усмехнулся молодой парень с ведром и малярной кистью в руках.

— «…Без крайней нужды не выходить из дома…» — прочел кто-то вслух.

— О господи! А у меня на Болото дочка пошла, хотела мяса немного достать. Как-то она домой доберется! — заволновалась пожилая толстая женщина в вязаном платке.

«Чего она так испугалась? — недоумевала Клаша. — Нигде не стреляют, трамваи ходят, и автомобили ездят. Нужно торопиться, а то еще на урок опоздаешь. Учитель алгебры такой злой, что ни за что в класс не пустит».

Клаша влезла в трамвай. Всю дорогу она простояла на площадке. Через закрытую стеклянную дверь она видела, как спокойно дремали сонные пассажиры. Видно, никто не знал, что Москва на военном положении. Маленькая безбровая кондукторша в зеленом шерстяном шарфе лениво выкрикивала названия остановок. На улице было все обычно в этот ранний утренний час. По тротуарам шли, обгоняя друг друга, пешеходы, прогромыхала подвода с пустыми бочками, пробежало несколько мальчишек, размахивая сумками, прошла заплаканная женщина, неся через плечо на полотенце маленький гробик.

На мосту около Александровского вокзала трамвай неожиданно остановился. Шли солдаты. Взвод за взводом, рота за ротой, шли они куда-то, молчаливые, угрюмые, с винтовками за плечами. Солдаты прошли, и трамвай тронулся дальше.

Клаша чуть не опоздала. Она пришла в прогимназию, когда на круглых часах в раздевалке было без двух минут девять.