Бабушка даже заплакала, слушая его. А потом пришла Устинья Степановна и стала уговаривать бабушку отложить еще на один день отправку Сережи. Может быть, за день мальчишка успокоится и сам поймет, что ему нужно идти в приют.
— Придется, видно, еще на денек оставить, — согласилась бабушка.
Ночью, когда все заснули, Сережа на полатях долго просил сестру Анюту, чтобы она уговорила бабушку не отдавать его в приют. Только бы не отдавала, а уж он постарается много денег заработать. Можно будет каждый день варить щи, кашу, а черного хлеба будет столько, что даже не съесть. Ну, а если без приюта никак нельзя, так пусть отдают всех троих, а то почему это он один оказался дома лишний?
— Попросишь?
— Попрошу, — пообещала Анюта.
Просьбы Анюты не помогли.
Через день бабушка, не говоря ни слова, стала собирать Сережу в приют. В это утро к ним зашла Лидия Ивановна Перевозчикова. На Лидии Ивановне была белая батистовая кофточка в прошивках и шелковая черная юбка, которая шуршала на ходу. На серебряной цепочке раскачивалась желтая кожаная сумочка — ридикюль.
От Лидии Ивановны хорошо пахло духами, и сама она была ласковая и грустная.
— Я слышала, что ты, Сережа, боишься идти в приют? А там так хорошо! Ребяток много, тебе с ними будет весело. В приюте много игрушек есть, книжек. Отдельная кроватка у тебя будет, а потом ты в школу пойдешь.
Сережа слушал Лидию Ивановну и глядел исподлобья.
Она присела перед ним на корточки, провела по его стриженой голове рукой. Руки у нее были белые, мягкие, от них тоже пахло духами.
— А если тебе не понравится в приюте, ты можешь прийти обратно домой, — сказала Лидия Ивановна и слегка потрепала его по щеке. — Захочешь и уйдешь — вот и все!..
Эти слова Лидии Ивановны понравились Сереже больше всего.
Кроватка, игрушки, товарищи — все это хорошо, а дома жить все-таки лучше. Сережа повеселел.
Бабушка надела на него самую лучшую голубую ситцевую рубашку.
Он без слез простился с сестрами и Санькой. Чего горевать, если он, может быть, уже завтра домой придет!..
Они вышли из дому.
Слева пошла бабушка, держа Сережу за руку, справа — Лидия Ивановна. Она шуршала шелковой юбкой и размахивала ридикюльчиком.
У калитки дома долго стояли и глядели ему вслед Анюта, Лиза и Санька.
Глава VII
«ДОМ ПРИЗРЕНИЯ»
Приютский дом был последним домом на краю Воскресенской улицы. Серым забором он отгородился от остальных домов. Над воротами на большой ржавой вывеске было написано:
ДОМ ПРИЗРЕНИЯ
МАЛОЛЕТНИХ ДЕТЕЙ
Всю дорогу Сережа шел спокойно, по как только подошли к приютским воротам, он начал вырываться.
— Ну чего ты? Ведь мы только в гости идем! — сказала Лидия Ивановна.
Сережа успокоился, но боязливо покосился на приютские ворота. Его удивила и испугала большая вывеска. Вывески в Уржуме он видел только над бакалейными, винными лавками да еще над воротами белого дома, у которого стоял усатый часовой. Но в лавках торговали, в белом доме жили городовые с шашкой на боку. А здесь вывеска зачем?
Перед тем как войти в приютский двор, бабушка оглядела Сережу, одернула на нем рубашку и погладила голову. Губы у бабушки шевелились. Она шептала молитву.
Бабушка открыла калитку, и они вошли в приютский двор. Кособокая низенькая калитка, скрипя, захлопнулась за ними. И тут Сережа увидел страшный дом, который называется «приютом». Посредине длинного и просторного двора, заросшего травой, стояло двухэтажное угрюмое здание. Деревянные его стены потемнели от старости, окна были маленькие и тусклые. Красная железная крыша от солнца выгорела полосами. От ворот к дому шла аллейка низеньких, чахлых кустов акаций. Под окнами росли кусты сирени и три молодых тополя. На дворе было тихо, словно в этом доме никто и не жил. Ветер около крыльца раскачивал полотенца на веревке. Чтобы попасть в дом, нужно было подняться по старым ступенькам на узкое крыльцо с навесом, украшенным обломанными зубцами.
Лидия Ивановна быстро пошла через двор к крыльцу. За ней шел Сережа, а сзади, придерживая обеими руками широкую длинную юбку, торопилась бабушка.
Перед тем как взойти на крыльцо, Сережа еще раз оглядел двор. «Наверное, приютских увели гулять», — подумал Сережа и вошел в сени.
В длинных узких сенях было прохладно, пахло повой мочалкой и жареным луком. На второй этаж нужно было подняться по узенькой лестнице с желтыми перилами. Старые ступени поскрипывали под ногами.
— Ну вот, мы и пришли, — сказала Лидия Ивановна улыбаясь и погладила по голове Сережу.
В маленькой комнате было темно и прохладно, как в погребе. В простенке между окнами стоял приземистый старый шкаф. Не успел Сережа оглядеться, как в комнату вошла высокая женщина в золотых очках — та самая, которая водила приютских в церковь.
Бабушка закланялась.
— Здравствуйте, Юлия Константиновна, — сказала Перевозчикова.
— Бумаги принесли? — спросила Юлия Константиновна, оглядывая Сережу серыми близорукими глазами.
Бабушка стала торопливо доставать бумаги из кармана своей синей широченной юбки. Руки у бабушки тряслись, и она никак не могла отстегнуть английскую булавку, которой был заколот карман. Наконец она вытащила маленький сверточек, завернутый в носовой платок. Развязав платок, она подала начальнице бумаги, а узелок с Сережиным бельем положила на табуретку.
— Фамилия как? — спросила Юлия Константиновна, держа близко перед собой развернутую плотную бумагу.
— Костриков Сергей, — поклонилась бабушка.
— Лет?
— Восемь. Он за десять дён до благовещенья родился.
— Хорошо, — шумно вздохнула начальница, словно пожалела, что Сережа родился за десять дней до благовещенья. Потом она достала из вязаной черной сумочки связку ключей и подошла к шкафу, похожему на домик.
Дверцы со скрипом открылись. Сережа вытянул шею и посмотрел, что там такое в этом большом шкафу, но на полках не было ничего особенного — только самые обыкновенные вещи. Тетради в синих обложках, карандаши, коробочки с перьями, высокая кипа белой бумаги. В глубине на полке прятались узкогорлые бутылки с чернилами и пузатая бутылка с клеем. Юлия Константиновна положила на верхнюю полку Сережины бумаги и снова заперла шкаф. Ключи, зазвенев, снова исчезли в черной вязаной сумке.
Сережа от испуга покраснел до слез и сильно дернул бабушку за юбку. Он только сейчас вспомнил, как бабушка рассказывала ему и сестрам про свою барыню-хозяйку, которая вот так же отобрала у нее паспорт, и из-за этого бабушке пришлось на всю жизнь остаться в Уржуме. Верно, и ему придется остаться навсегда в приюте. Бабушка, должно быть, отдала его паспорт в приют!
— Спасибо, Юлия Константиновна, спасибо, — закланялась бабушка.
У Сережи задрожали губы, он хотел было заплакать, но Юлия Константиновна подошла к нему, взяла его за руку и подвела к окну.
Сережа увидел, что во двор с улицы входят приютские. У всех круглые, как шар, головы. Из окна не разберешь, кто из них девочка, кто мальчик.
— Ну, пойдем, Серьга, к ребятишкам, — сказала Юлия Константиновна. Сереже это понравилось. Так называл его только Санька.
Он вышел в коридор за Юлией Константиновной.
Бабушка шла позади. Когда они спустились по лестнице, бабушка вдруг засуетилась и быстро, точно клюнула, поцеловала Сережу в макушку. Сережа вытер голову и обернулся, но бабушки уже не было. Она ушла через другую дверь.
— Пойдем, пойдем, — сказала Юлия Константиновна и вывела Сережу на крыльцо.
Приютские с криком носились по двору. Видимо, они только что вернулись с реки. У девочек в руках были цветы — кувшинки с длинными стеблями, а на бритых головах венки. Мальчики размахивали ивовыми прутьями.