- Ребята! Мать помирает!
Сережа с сестрами, не подозревая беды, сидели в это время на полатях. Спрыгнули ребята с полатей, подбежали к матери.
Мать лежала на кровати, широко раскинув руки; на ее желтых, провалившихся щеках горел лихорадочный румянец.
Мать тяжело дышала, и глаза ее были закрыты.
- Мам! - тихонько окликнула Анюта. - Мам!
Мать не отвечала. Анюта затряслась и заплакала тоненьким голоском; глядя на нее, заревела и маленькая Лиза, Сергей стоял молча, опустив голову.
- Чего вы, глупые, чего? - тихо сказала Кузьмовна, открывая глаза.
- Не помирай, - всхлипнула Анюта.
Сергей вдруг ткнулся головой в плечо матери и тоже заплакал.
Кузьмовна сделала усилие, приподнялась на подушке и обняла Сергея.
- Дурачки, идите играйте. Не помру я, - сказала она и погладила по голове маленькую Лизу.
Ребята успокоились и полезли на полати играть в "гости".
На следующее утро Анюта проснулась раньше, чем обычно. Она свесилась с полатей, поглядела вниз - и замерла.
Внизу около кровати матери суетились бабушка и Устинья Степановна. За их спинами матери было не видно, но по тому, как вздыхала бабушка, а Устинья Степановна закрывала мать простыней, - Анюта поняла, что случилось что-то страшное.
На столе горела маленькая лампочка, за окном была еще ночь.
- Вот и отстрадалась наша Катеринушка! - сказала бабушка и концом головного платка вытерла слезы.
Два дня в дом Костриковых ходили соседи прощаться с Катериной Кузьмовной. А на третий к воротам подъехали простые деревянные сани, запряженные мохноногой лошаденкой, и Кузьмовну повезли на кладбище.
День был морозный и ветреный. За гробом шли бабушка Маланья с внуками и Устинья Степановна со своими ребятами. Итти было трудно - намело много снега. Ребята по колено увязали в сугробах. На полдороге бабушка Маланья посадила Лизу и Сергея в сани рядом с гробом.
На кладбище было тихо. Стояли застывшие белые деревья, на крестах и палисадниках шапками лежал снег. Узкие кладбищенские дорожки затерялись среди сугробов. Похоронили Кузьмовну в дальнем конце - у старой ограды.
Не успели забросать могилу землей, как вдруг повалил густой снег и через минуту покрыл белым покровом могилу матери.
Глава III
СЕРЕЖИНА БАБУШКА
Сережина бабушка, Маланья Авдеевна, родилась в деревне Глазовского уезда. Тут она и замуж вышла, но жить ей с мужем не пришлось. Сережиного деда, Ивана Пантелеевича, взяли смолоду в солдаты и угнали на Кавказ. Было это при царе Николае Первом. В то время по царскому закону в солдатах служили целых двадцать пять лет.
Уходил на службу молодой парень, а возвращался он домой стариком. Да хорошо еще, если возвращался.
Бабушка Маланья Авдеевна так и не дождалась своего мужа. Он прослужил шесть лет, заболел лихорадкой и умер на Кавказе в военном госпитале. Пришлось Маланье с маленьким сыном у людей в няньках служить - сначала в деревне, потом в городе. Питомцы разные ей попадались - и ласковые, и упрямые, и послушные, и озорные. Няньке тут выбирать не приходится, ее дело - забавлять барчонка и ухаживать за ним, как господа прикажут. А случалось, что и не за одним, а за целым выводком ходить надо было.
Начнут господские дети в стадо играть: кто мычит, кто хрюкает, кто блеет. А няньку заставляют собакой быть. Ползает бабушка Маланья на четвереньках по комнате и лает. Отказаться никак нельзя. Дети в слезы. Сейчас же к матери с жалобой:
- Няня играть с нами не хочет!
А барыня с выговором:
- Какая же ты нянька, если детей забавлять не умеешь? Придется тебе расчет дать!
Пока Маланья Авдеевна еще молодой была, ей это с полгоря было. И на четвереньках бывало бегает, и мячик с крыши или из канавы достает. Но под старость трудно уж ей было не то что в канаву, а и под стол вместе с детьми залезать, когда барчата в казаки-разбойники или в прятки играли... Однажды заставили они бабку Маланью сесть верхом на перила лестницы да и съехать вниз. Долго отказывалась бабушка от этой поездки - дети и слушать ее не хотели. Маленький барчонок уже плакать начал и ногами стучать.
- Ну, воля ваша, - сказала бабушка, села на перила и поехала.
Ничего, жива осталась, а только ладони в кровь ободрала. Три дня у нее руки, точно култышки, обвязаны были.
На первом месте, у барина Антушевского, прожила бабушка Маланья тринадцать лет. И вдруг барина по службе из Глазовского уезда в город Уржум перевели. Стали господа няньку уговаривать:
- Поедем с нами. Как приедем в Уржум, найдем мы себе другую няню, а тебя обратно на родину отправим. Войди, Маланья, в наше положение.
Ну и послушалась бабушка Маланья, вошла в положение, поехала с господами в Уржум, а они, вместо благодарности, обидели ее.
Был раньше такой порядок: как наймется кто к господам в услужение, у него сейчас же паспорт отбирают. А без паспорта никуда не сунешься.
Приехала бабушка с господами в Уржум, прожила там три месяца и стала к себе на родину собираться.
- Ищите себе, барыня, новую няньку. Я домой поеду.
А барыня и слушать не желает и паспорта не отдает. Что тут делать? Куда жаловаться пойдешь?..
Махнула рукой бабушка Маланья, поплакала, погоревала и осталась навсегда в Уржуме.
От Антушевского перешла к другим господам служить, а когда совсем старой стала, поступила к акцизному чиновнику Перевозчикову.
"Послужу годков пять, а там, авось, чиновник пожалеет и за верную службу пристроит меня в богадельню, успокою там свои старые кости", думала бабушка.
Но вышло всё по-иному.
Глава IV
СИРОТЫ
Подходил к концу пятый год нянькиной службы у чиновника Перевозчикова. Уже чиновник насчет бабки Маланьи прошение в богадельню подал. Уже бабка подарила чиновниковой кухарке свою цветистую шаль с бахромой, - куда, мол, такая шаль в богадельне!
А тут вдруг умерла от чахотки сноха Маланьи, Кузьмовна, оставив круглыми сиротами троих ребят. Пришлось бабушке своих родных внучат на старости лет няньчить. А было ей тогда восемьдесят два года.
Взяла бабушка расчет и вместо богадельни переселилась на Полстоваловскую улицу. Перенесла туда свой зеленый сундучок, где лежало ее добро, накопленное за многолетнюю службу: три платья, фланелевая кофта, платок кашемировый, прюнелевые башмаки да белья несколько штук.
Началась у бабушки новая жизнь. Внуки маленькие были, и дела с ними хватало. И обед сварить надо, и ребят обшить, и за водой на речку сбегать. Нелегко было старухе с хозяйством справляться.
Стала бабушка себе помощницу готовить Анюту к работе приучать. Анюте всего десять лет было. Бабушка ее то в лавку пошлет за хлебом или керосином, то пол мыть заставит, то белье полоскать. Старалась Анюта, как могла, угодить бабушке. Иной раз и Сережа ей помогал. Станет Анюта картошку чистить, а он тут как тут: "Давай почищу". Но не успеет и одну картошку очистить, как бабушка отбирала у него нож.
- Картошку нужно чистить с умом. Кожицу тонюсенько срезать, а ты вон сколько добра испортил. Так и в рот ничего не останется, - говорила бабушка.
Сережа неохотно отдавал ножик и сейчас же находил себе другое дело. Начинал косарем колоть лучинки на самовар, а то отправлялся с Анютой на речку полоскать белье. Анюта тащила корзину с бельем, а он шел рядом и держался за край корзины.
На реке Анюта пробиралась по камешкам туда, где вода была чище и глубже, а Сережа оставался на берегу. Он собирал ракушки, строил из песка запруду и посматривал на Анюту.
- Не потони, Нютка! - кричал он сердито, когда сестра слишком низко наклонялась над водой.
Однажды Сережа не выдержал и по камешкам отправился к Анюте. Она обернулась:
- Ты зачем здесь?
- Я тебя буду за юбку держать, чтобы не потонула.
И, стоя на соседнем камне, Сережа крепко держал сестру за подол до тех пор, пока она не выполоскала белье.
Бабушка Маланья вставала на рассвете, как только петухи пропоют, и долго молилась перед иконой. Пока ребята спали, она доила козу Шимку, приносила воду с реки, топила печку, а там, глядишь, просыпались и ребята. Начинались беготня и шум. Сережа гонялся за Лизой, Лиза пищала и пряталась за бабушкиной юбкой.