Моя мать первой почувствовала опасность, как только Гитлер аннексировал Австрию. Она всячески поддерживала мою сестру, когда та собралась эмигрировать в Англию в 1939-м. Я три года жил в Вене при нацистском правлении, пока в феврале 1941-го маме не удалось организовать для меня переезд в США. Это не только спасло мне жизнь, но и привело в дом любящей семьи, принявшей меня как родного. Моей второй сестре повезло меньше. Их с матерью арестовали и депортировали вместе с тысячами других евреев в лагерь смерти близ Минска. Несколько десятков лет я знал только, что их там убили, и даже посещал эти далекие места, но все равно был страшно потрясен, когда прочел в этой книге подробности того, как совершались казни.
Мои отец и брат выжили, и книга посвящается в первую очередь именно им. Я вновь встретился с ними, когда в 1953 году, на военной службе, вернулся в Вену спустя пятнадцать лет после отъезда. В последующие годы моя жена Диана много раз ездила в Вену со мной и с нашими сыновьями, которые познакомились с их дедушкой и дядей. Между нами сохранилась прочная связь, выдержавшая долгую разлуку и Холокост и продолжавшаяся после них. Хоть у меня и не осталось враждебности по отношению к Вене или к Австрии, это не означает, что я могу забыть или простить то, что случилось в истории моей родной страны. В 1966 году мой отец и мачеха навестили меня и сестру в США. Мы показали им красоты нашей новой родины и познакомили с моей приемной семьей в Массачусетсе. На той встрече, полной радости и благодарности, соединились самые дорогие мне люди, которым я обязан своим появлением на свет и выживанием в этом мире.
Мальчик, который пошел в Освенцим вслед за отцом – это пронзительная, трогательная, но в то же время детальная и достоверная история моей семьи. Нет слов, чтобы выразить всю благодарность Джереми Дронфилду за то, что он собрал эти сведения и написал эту книгу. Моя история и воспоминания моей сестры переплетаются в ней с рассказом о том, что пережили мои отец и брат в концентрационных лагерях. Я благодарен за то, что эта книга заставит людей вспомнить о Холокосте, и все пережитое нами никогда не забудется.
Пролог
Австрия, январь 1945
Фриц Кляйнман трясся в такт вагону, непроизвольно ежась от пронизывающей стужи, проникавшей внутрь открытого грузового вагона. Рядом с ним, скорчившись, в полузабытьи дремал его изможденный отец. Вокруг сидели такие же бледные фигуры; лунный свет озарял их полосатые арестантские пижамы и обтянутые кожей скулы. Фрицу пора было бежать: помедли он еще чуть-чуть – и станет слишком поздно.
Прошло восемь дней с тех пор, как они выехали из Освенцима. Первые шестьдесят километров колонна шла пешком: эсэсовцы по глубокому снегу гнали тысячи заключенных на запад, прочь от наступающей Красной армии. В хвосте то и дело слышались выстрелы – тех, кто не мог идти дальше, убивали на месте. Назад никто не оглядывался.
Потом их посадили в поезд, который направлялся вглубь Рейха. Фриц с отцом держались вместе, как всегда до того. Их везли в Маутхаузен, на территории Австрии, куда СС собирало остатки годных к работе заключенных, чтобы, выпив из них последние силы, разделаться и с ними тоже. На вагон приходилось по сто сорок человек; сначала они стояли, но постепенно холод начал их убивать, и на полу освобождалось место, где можно было сидеть. Трупы сваливали в кучу в углу вагона, а одежду с них живые забирали себе, чтобы согреться.
Но, хоть они едва держались на ногах, то были счастливчики, еще способные работать – большинство их братьев и сестер, жен, матерей и детей убили или погнали на запад пешком, и они умерли на марше.
Семь лет назад, когда начался этот кошмар, Фриц был еще ребенком; он стал мужчиной в нацистских лагерях – там он учился, взрослел и сопротивлялся тем, кто пытался заставить его отказаться от надежды. Он предвидел наступление этого дня и готовился к нему. Под лагерной униформой у них с отцом была надета гражданская одежда, которую Фриц раздобыл через друзей из освенцимского Сопротивления.
Поезд проехал Вену – город, некогда бывший их домом, – а потом повернул на запад. Это означало, что до пункта назначения осталось каких-то пятнадцать километров. Они находились на родине и, решившись теперь бежать, вполне сошли бы за местных рабочих.
Фриц оттягивал решающий момент, тревожась об отце. Густаву исполнилось пятьдесят три, он был стар и измучен – удивительно, что он вообще протянул так долго. И вот теперь, когда решалась их судьба, просто не мог подняться на ноги. Силы покинули его. Но Густав ни за что не хотел лишать сына шанса на выживание. Мучительно было расставаться после того, как они столько лет поддерживали друг друга в борьбе за жизнь, и все же он настаивал, чтобы Фриц бежал один. Фриц умолял его попытаться, но отец был непреклонен. «Бог тебя защитит, – сказал он. – Я не могу. Я слишком слаб».