И хотя клятва такого человека не многого стоила, я поверил и одновременно понял, что поспешил с выводами. Зотов – мелкий вымогатель, а с Вышемирским имел дело человек поопытней и постарше. Рушилась очередная версия, и мне оставалось выносить из-под обломков то ценное, что от нее осталось.
– Когда последний раз вы шантажировали Юрия? – спросил я.
– С неделю назад. Он дал мне сто рублей и сказал, что это в последний раз, больше давать не будет.
– Назвал причину?
Зотов отрицательно мотнул головой.
– Сказал, что надоело и что денег у него больше нет. – Помялся и добавил: – Ваше дело, гражданин следователь, верить или нет, но в тот раз я подумал, что комедия действительно затянулась, и решил прикрыть лавочку.
– Сообщили об этом Вышемирскому?
– Не успел. Мы с ним вообще стали редко видеться.
– В последнее время он ничего не говорил вам о том, что собирается уехать из города?
Зотов умоляюще посмотрел на меня:
– Можно закурить, гражданин следователь?
– Курите, – разрешил я.
Он вытащил папиросу, примял мундштук и закурил.
– Не мог он уехать, – сказал Зотов между двумя затяжками. – Любовь у него была здесь.
– Вы имеете в виду Елецкую?
– Ритку? Да нет, то пройденный этап. – Он уже не удивлялся моей осведомленности. – Оля у него была, студенточка. Она его уму-разуму учила. Как связался с ней, в начале года это было, так на меня стал волком смотреть. Рита-то свойская баба, попроще.
– Что вы о ней знаете?
– Знаю, что Юрка за ней несколько лет ухлестывал, еще со школы. Что он в ней нашел, черт его знает. – Он последний раз жадно затянулся и затушил папиросу. – Ох, и убивался за ней Юрка! Чуть не плакал. Бегал, встречал после работы, следил, с кем ходит, кто провожает. А она и вправду бойкая девица была. Певицей в ресторане работает. Раз как-то мы за ее счет посидели...
– Это по какому случаю?
– А мне без разницы – не интересовался. Встретил Юрку в центре и увязался с ним. Он какую-то картину в ресторан тащил. Для Ритки. Она с нами весь вечер просидела – не работала в тот день. Обслужили нас по первому классу. К закрытию собрались уходить, Юрка за деньгами полез, а она сказала, что за все заплачено.
– Когда это было?
– Года два назад.
– До того, как вы часы ему продали?
– Примерно в то же время.
Много узнал я из беседы с Зотовым, намного больше, чем ожидал. Оставались формальности. Я спросил:
– Скажите, Зотов, где вы были в понедельник, двадцать четвертого сентября, во второй половине дня?
Его ответ был исчерпывающим и ясным:
– С пяти утра и до самого вторника, гражданин следователь, я находился в медицинском вытрезвителе номер один. Безотлучно.
Увидев, что моя рука потянулась к кнопке звонка, вмонтированного в крышку стола, Зотов поспешно спросил:
– Конвой вызываете?
– Конвой.
– Гражданин следователь, как думаете, много дадут?
– Ровно столько, сколько заслужили. – Я сказал то, в чем никогда не сомневался, и нажал кнопку.
Нещадно светившее весь день солнце подсушило сырой асфальт, прогрело воздух и теперь, наполовину скрывшись за горизонтом, багровым цветом окрасило гряду облаков, чем-то похожих на величавый горный кряж. Пока мы с Логвиновым спускались на набережную, оно исчезло совсем, оставив после себя, как напоминание, розовое, таявшее на сером фоне облачко.
Мы подошли к чугунной ограде. От воды тянуло прохладой и сыростью.
– Хорошо здесь. – Я обернулся к Логвинову, стоявшему сзади.
Он кивнул в знак согласия, но думал, видно, о другом.
– Давай подведем итог, – предложил я. – Если я тебя правильно понял, директор музея Коробейников был заинтересован в том, чтобы коллекция профессора попала в музей. И его позиция не внушила тебе никаких подозрений.
– Никаких, – подтвердил Логвинов.
– Вместе с Олегом Станиславовичем после смерти жены Вышемирского Коробейников участвовал в осмотре коллекции и подписал заключение о подлинности картин.
– Все правильно, – сказал Логвинов и поинтересовался: – А вы домой звонили, Владимир Николаевич?
– Забыл. – Я поискал взглядом телефон-автомат. – Две копейки есть?
– А еще ужинать собрались в ресторане. – Он протянул монетку и, негромко насвистывая, пошел следом.
Под длинные телефонные гудки я смотрел на причал речного вокзала. Прижимаясь боками к гранитной набережной, мерно покачивались легкие прогулочные катера. Пароходы побольше стояли неподвижно, возвышаясь над оградой белоснежными палубами. Они были украшены разноцветными флажками, иллюминацией, с некоторых неслась приглушенная музыка.