Трубку сняла дочь.
– Мама дома? – спросил я.
– Папка, здравствуй! Ты скоро придешь?
– Здравствуй, Оленька. Я задержусь. Ужинайте сегодня без меня.
– Эх ты! Сегодня твоя любимая окрошка и цыпленок-табака.
– Обидно. – Я говорил искренне, так как ценил кулинарный талант жены. – Ну ничего. Поужинаю в ресторане, потом сравним впечатления. А мамы нет?
Не так уж легко добиться ответа от девочки, когда ей всего четырнадцать лет.
– Учти, она будет сердиться, и я тоже. Что ж ты молчишь? Мог бы спросить, что я получила.
Я совсем забыл: сегодня им объявляли оценки за сочинение.
– Ну, поздравляй, – разрешила дочь.
– Ты у нас молодчина. А мама пришла с работы?
– «Мама, мама», – обиделась она. – Тебе неинтересно, какая отметка?
– Четверка?
– Так и быть, скажу, хоть ты и не заслуживаешь. Пятерка! Слышишь, па?
Еще бы не услышать, когда тебе кричат в самое ухо!
– Молодец, – снова похвалил я, и мне стало немного грустно: давать советы другим, конечно, легче; самому не мешало бы почитать Макаренко.
– Что-то мне голос твой не нравится. Ты скоро домой?
– Постараюсь пораньше. – Я уже не спрашивал, дома ли мама.
– Прости, в дверь звонят, – послышалось на другом конце провода. – Наверное, подружка пришла. Ну, до скорого...
В трубке раздались короткие гудки.
– Поговорили? – спросил Логвинов, терпеливо ожидавший у будки.
– Поговорили...
Мы постояли у причала, потом прошли вдоль набережной и по винтовой лестнице мимо швейцара с желтым околышем на фуражке поднялись в ресторан «Приречный».
Не сговариваясь, мы направились к крайнему от эстрады столику.
Ресторан был наполовину пуст. Редкие посетители скучали, разглядывая груду железа, угрожающе повисшую над танцплощадкой.
– Мрачновато у вас, – посетовал я, когда средних лет официантка подошла принять заказ.
– Минут через пятнадцать музыканты придут, – обнадежила она. – Тогда повеселей будет.
Ее пророчество сбылось несколько позже. Логвинов доедал отбивную, а я, ковыряясь в недожаренном цыпленке, с тоской вспоминал кулинарные шедевры Зины, когда на эстраду выбежали четверо ребят в блестящих, как рыбья чешуя, пиджаках. Один из них, не мешкая, провел по струнам гитары. От многократно усиленного звука жалобно задребезжали рюмки, и я понял, что несъеденный цыпленок – первый, но далеко не самый сильный номер в программе предстоящего вечера.
– Здесь будет горячо, – предсказал я, но мнения Логвинова не услышал: на зал обрушилась лавина звуков, в которой самым слабым были удары колотушки о большой барабан. К счастью, это продолжалось недолго:
– Ансамбль «Бумеранги» приветствует вас! – хорошо поставленным голосом крикнул в микрофон молодой человек с длинными волосами, расчесанными на прямой пробор. Приветствие громом прокатилось по залу.
Взглянув на Логвинова, я подивился его спокойствию.
– Нравится? – спросил я, проверяя свое впечатление.
– Ничего, – равнодушно пожал он плечами.
Молодой человек с прямым пробором сел к роялю и обрушился на клавиши. Другой из компании «бумерангов» тронул струны гитары. С первых аккордов я узнал мелодию, которая мне давно нравилась. Это была неясная, печальная музыка, и чувствовалось, что исполнителям она тоже нравится.
– В самом деле ничего, – согласился я.
Мое внимание привлек мужчина, пляшущей походкой направлявшийся к нашему столу.
– Коробейников, – подсказал Логвинов, пока мужчина был еще достаточно далеко.
Необходимости в этом не было, я узнал директора музея. Грузный, абсолютно лысый, с одутловатым улыбчивым лицом, он принадлежал к числу тех, кого запомнить нетрудно.
– Легок на помине, – проворчал Логвинов.
– Разрешите? – спросил Коробейников и, не ожидая приглашения, опустился в свободное кресло. – Я вас, товарищи, сразу заметил. Ждал, когда поедите. С вами, – он обратился к Логвинову, – мы сегодня виделись. А вас, товарищ, я тоже помню. Вы были у нас в музее.
Я ответил легким кивком.
– Собственно, мне хотелось вернуться к теме сегодняшней беседы. – Коробейников говорил, адресуясь к Логвинову, но смотрел на меня, определив на глаз мое старшинство.
– Если у вас есть что добавить, приходите завтра, – предложил Логвинов.
– Понимаю, понимаю, товарищи, – смутился директор. – Умолкаю. К слову сказать, сейчас будет петь Рита Елецкая...