Я показал ей на стул, но она осталась стоять у двери.
Понадобилось некоторое время, чтобы понять, о чем говорит Сотниченко. У меня были все основания заподозрить его в том, что он специально выбирает телефонные аппараты с плохой слышимостью.
– Алло! Алло! Это Скаргин? – Его голос пробился сквозь гул и треск на линии. – Алло! Вы слышите меня, Владимир Николаевич? Они уже там, уже там, поняли? – Откуда-то в телефонную трубку прорвался писк морзянки. Было слышно, как Сотниченко воюет с аппаратом. – Здесь собралась очередь, Владимир Николаевич... у меня мало времени. Специалисты уже там, вы поняли?
– Все понял, – сказал я, но он вряд ли слышал меня.
– Они в доме. Все в доме. Вы поняли? Буду звонить позже. – Он чертыхнулся, вешая трубку.
– Присаживайтесь, – предложил я Елецкой.
– Мне кажется, это какое-то недоразумение, – сказала она, не трогаясь с места. – Я не рассчитываю долго задерживаться у вас.
– Боюсь, что двумя минутами мы не обойдемся, – возразил я. – Вопросов у меня к вам много.
Она вздернула плечи, походкой манекенщицы прошла через кабинет и села.
– Какие же сведения вы рассчитываете получить от меня? – Рита говорила тоном, не оставлявшим сомнений в ее артистических способностях и желании их продемонстрировать. Сейчас она была само Удивление.
– Меня интересует ваш приятель Юрий Вышемирский. – Я не видел необходимости играть с ней в прятки, к тому же был уверен, что Коробейников известил ее, о чем говорили с ним работники милиции.
– Мы с Юрием были знакомы – это верно, но что из того? – притворно удивилась она. – У меня множество знакомых, почему вас интересует именно он?
– У меня сложилось мнение, что вы были не просто знакомы.
Вряд ли моя реплика понравилась ей. Тем не менее Елецкая решила перевоплотиться в Снисходительность и сделала это профессионально.
– Я певица, – вздохнула она. – У меня, да будет вам известно, нет личной жизни.
– А поклонники?
– О, их всегда больше, чем нужно. Мужчины тщеславны и падки на все, что труднодостижимо.
От Риты исходил стойкий дух светскости.
– Среди ваших знакомых есть мужчины, думающие иначе, – осторожно заметил я.
– Кто же это? – рассеянно спросила она.
– Михаил Мендозов, например.
Самообладанию Елецкой можно было позавидовать. Словно невидимый суфлер подсказал ей реплику из несуществующей пьесы:
– Ох, уж эти современные мещане! Они непобедимы, как клопы, и лживы, как нильские крокодилы.
Не нравилось мне начало разговора, не нравились ее афоризмы, не нравилась и сама Рита, но у нас, в милиции, как известно, собеседника не выбирают.
– Тем не менее Мендозов утверждает, что вы знали Вышемирского не менее десяти лет.
– Стаж важен для пенсии, – нравоучительно изрекла Елецкая. – В личных отношениях он не имеет решающего значения.
– Вы правы. Но о ваших отношениях с Вышемирским говорит не только Мендозов.
– «Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой», – процитировала Рита.
– Зотов, приятель Вышемирского, поделился с нами и более свежими сведениями.
Что-то случилось с суфлером, он искал и не находил подходящей реплики, но Рита на свой страх и риск мужественно вела сцену к счастливому финалу.
– Мендозов – моя первая и последняя ошибка. – Она, кажется, входила в образ кающейся грешницы. – Каждая женщина имеет право на ошибку. Совершив ее, она или исправляется, или идет по дурной дорожке.
Я был равнодушен к мелодраме. Кроме того, меня начинало раздражать пустое препирательство. Пришлось изменить тактику.
– Я не совсем понимаю, Рита, что заставляет вас так упорно отрицать очевидное. В доме Вышемирских совершено преступление, и если вы хотите внушить нам подозрение, если хотите, чтобы мы усомнились в вашей непричастности к нему, пожалуйста, продолжайте. Я вас внимательно выслушаю.
Суфлер, по всей видимости, бросил заранее заготовленный текст с афоризмами и обобщениями и покинул будку.
Она прикурила сигарету, затянулась, не обращая внимания на то, что делает это некрасиво. «Неплохой симптом», – подумал я.
– Дурацкий характер: если мне показывают на белое, я обязательно говорю, что это черное. – Она еще раз глубоко затянулась. – Во мне сидит дух противоречия. Спрашивается, какого черта я связалась с Вышемирским! Как старуха, осталась у разбитого корыта. С самого раннего детства он преследовал меня своей любовью. Выслеживал, подглядывал, как тень, ходил по пятам, потом стал назначать свидания. Я опаздывала на полчаса, на час, на полтора, а он все равно ждал... И с этим скотиной Мендозовым он меня познакомил, а когда узнал, что мы встречаемся, рыдал, как младенец. Ничтожество, тряпка! Упрекал, устраивал сцены ревности и сам же просил прощения... А недавно познакомился с какой-то девицей, наговорил мне кучу гадостей и ушел. И слава богу!