А-Хук из-за своей бестактности утратил шанс стать добрым знакомым нашейсемьи.
Были и другие неудачи. Глупый Луи, когда я знакомил его с отцом и матерью, показался дурачком даже мне. Он только что видел, как убивают говяд, и скорбя о своих телятах, представлял собой плачевное зрелище, что отражалось у него в глазах. Некоторые из родителей моих приятелей не так уж понравились моим, как мне. Я считаю, что, как правило, (для мальчиков), лучше, чтобы родители оставались в стороне от наших дел и сидели дома.
Однако, в моём случае, семья Нили вознаградила меня как за г-на Хука, так и за Луи и за всё прочее. Эта встреча семьями была тщательно спланирована, и её надолго запомнили все. Мы отправились туда все вместе, трое верхом и трое в экипаже, а все Нили оделись в воскресные одежды, только у г-жи Нили поверх чёрного шёлкового платья был изящный фартук. После взаимных приветствий она убежала назад на кухню, а Джим, г-н Нили и я занялись лошадьми. Когда закончились эти хлопоты, прозвучал гудок, и мы все целой процессией, смущённо прошествовали в столовую на обед, великолепный обед. Г-жа Нили потчевала нас всем тем, что я едал раньше, и кроме того было ещё очень много всякого. Джим был просто восхищён и подмигнул мне. Но и всем остальным угощенье понравилось.
Разговоры же меня не интересовали. Они все вращались вокруг меня и приняли форму соревнования между матушкой и г-жой Нили, которые пытались переговорить друг друга. Все рассказы матушки мне были известны, так же как и сёстрам, поэтому они лишь фыркали и толкали меня ногами под столом. Мне были также известны воспоминания г-жи Нили, но не в такой форме, как я услышал их в тот день. Она, казалось, помнит всё, что я когда-либо говорил и делал здесь, и некоторые из моих поступков и в особенности высказываний представлялись мне совсем не такими, как казались раньше. Вполне изящные поступки выглядели смехотворными. Матушка иногда восклицала от удивления, а сёстры перешёптывались, утверждая, что ничего удивительного нет. Не хочу сказать, что г-жа Нили выдавала меня, а если и так, то в каком-то скрытом виде. Те поступки, которые раздражали её раньше, теперь выглядели вполне приличными. Как в тот раз, когда я упал в загон для свиней, к примеру, и мне пришлось мыться и нужно было выстирать мне всю одежду, "до последнего стежка", - г-жа Нили тогда, несомненно, была очень сердита.
- Всё это ненужная лишняя работа ради тебя, а ты лежишь себе в чистоте и уюте в моей мягкой постели, пока я тут уродуюсь для тебя, - вот что сказала она мне тогда, а теперь, рассказывая матушке об этом, она просто усмехнулась подобно Джиму, как будто бы ей это даже нравилось.
А самой тревожной темой для меня и отца, самой весёлой для Джима, и наиболее счастливой для матушки и г-жи Нили была тема того, что они называли "действенностью молитвы". Как только они затронули её, отец вовлёк г-на Нили в обсуждение погоды, положения на рынке и будущего сельского хозяйства. Джим слушал дам, и мне пришлось тоже, и мы услышали, как они сравнивают часы, в которые я молился. Мать сообщила ей, что видела меня на коленях около девяти часов вечера, так как в это время я ложился спать, а г-жа Нили точно знала час, так как в записях сестры было сказано, что кризис прошёл вскоре после девяти.
Главным же доказательством было то, что г-жа Нили ощутила облегчение, как будто бы чья-то рука сняла с неё большой груз, и с этого времени она стала чувствовать себя лучше. Джим стиснул мне под столом колено и улыбнулся, не знаю уж для чего, то ли выразить своё одобрение ... или по другому поводу.
Когда уже к вечеру мы запрягли лошадей и поехали домой с коляской набитой свежими яйцами, овощами, фруктами, пирогами и прочими дарами, все посчитали, "что прекрасно провели время".
К тому же была договорённость, что в будущем в наш дом будут регулярно доставляться все те продукты, которые г-н Нили вывозил на рынок. Они также заключили большой контракт на сено и зерно. И с тех пор семья Нили, кто-нибудь из нихпримерно раз в неделю появлялся у нас в доме, и иногда оставался у нас или же приходил снова к обеду.
Обе семьи подружились на всю жизнь и продолжали связи даже после того, как я уехал учиться в колледж. Г-жа Нили заболела и умерла, когда я был в Германии.
Мне телеграфировали и просили спасти её, я попытался, но не сумел. В это время я уж больше не молился, но ради г-жи Нили сделал это, и она об этом знала. Но всё было напрасно. Г-н Нили совсем извёлся по поводу её здоровья. Он сильно постарел, продал ферму и переехал в город, а что стало с Джимом, я не знаю. Отец взял на себя управление его незначительными сбережениями, устроил его в пансионат, где нужно было платить такую часть из его капитала, которого должно было хватить на столько-то лет,месяцев и дней. Но конечный срок беспокоил его, и отец написал мне, попросил оформить письменное обязательство о том, что после того, как его средства кончатся, я буду содержать его до конца жизни. Я так и сделал, и кажется г-н Нили перестал тревожиться. Но умер он как раз в то время, как деньги кончились, хоть и заверял отца, который перед смертью навещал его почти каждый день, что он согласен принятьсодержание от меня, но я ведь должен-то ему всего лишь несколько недель... за всё то хорошее, что он сделал для меня, он и г-жа Нили.
Г-жа Нили так и не узнала, что я стал выпивать и с широкой дороги к храму свернул на узенькую тропинку в ад. В Сакраменто переехала одна семья с мальчиками с восточного побережья, Саутуорты, и они увлекли меня и мою команду хотя бы только потому, что мы презирали их и старались навредить им. Они хорошо одевались. "Мы же, простые парни", вообще игнорировали одежду, а поскольку носить всё-таки что-то надо было, то предпочитали простецкую одежду, которую носили фермеры, вакеро и ковбои. Ребята Саутуорты мозолили нам глаза, они носили восточную одежду, такую, как мы видели в иллюстрированных газетах с востока, к тому же они не стеснялись и не стыдились её. Мальчики могут одновременно презирать и любить, пренебрегать и тайно ненавидеть кого-либо и в то же время любить, они не так последовательны как взрослые. Мы собрались и задумались, что можно сделать, и порешили, раз они так свободно носят хорошую одежду, то, наверное, не могут ездить верхом. Мы посадим их на коня и собьём с них немного спеси.
Лошадь матушки была очень своенравной, она была спокойна с ней, но просто зверела под мальчиком. Мы называли её Желтая Молния. Я однажды спросил Эрни Саутуорта, не хочет ли он покататься с нами как-нибудь верхом. Он вежливо ответил, чтоблагодарит за приглашение. И вот мы уселись на лошадей после школы и поехали к дому Саутуортов, я на своём жеребёнке, ведя в поводу Жёлтую Молнию.