— А если там окажутся три золотые тарелки, — говорю я, — то как их поделить по справедливости?
— Одну тарелку тебе, другую мне, а третью отдадим нашей учительнице. Пусть пользуется!
Вот это мне понравилось! Действительно: сядет учительница обедать и сразу вспомнит, как несправедливо она со мной обошлась. Поставила двойку, а я через моря и горы, через дикие джунгли и знойные пустыни вёз ей золотую тарелку. Здорово!
Обсудили мы с Томеком и другие подробности. Решили, что Томек возьмёт ещё и компас, хотя он испорчен; всё-таки с компасом как-то солиднее. А я прихвачу новую бельевую верёвку: если нам удастся приручить какого-нибудь хищника, мы приведём его на верёвке в школу. В подарок одноклассникам на память о нашем путешествии.
А клад разделим дома. В случае недоразумения наш директор или родители решат, кто из нас прав. А потом Томек разделит свою часть на четыре кучки: маме, отцу, сестре и себе. Нас в семье только трое, но я отложу кучку и для бабушки. Бабушка, любимая, сколько раз она меня от трёпки спасала!..
Отъезд назначили на последний день старого года. В этот день у взрослых особенно много дел, они очень замотаны, им не до нас. План выработали такой: когда у Томека все заснут, он потихоньку вылезет в окно. Я лезть в окно не могу, мы живём на четвёртом этаже, поэтому мне придётся ещё с вечера как будто пойти к бабушке. В праздники мы всей семьёй обычно с самого утра приходим к бабушке. А я иногда с вечера к ней ухожу.
Удалось всё прекрасно. Рюкзаки были спрятаны у Томека — в сарайчике, во дворе. Я сказал дома, что иду к бабушке, а сам, прихватив круг колбасы и шоколадный торт, направился к дому Томека. Там и крутился, пока он не вышел. Мы купили билеты до Турека, то есть Томек купил. Пока всё шло гладко.
Когда поезд тронулся, нам сразу захотелось есть. Я поделил на две части шоколадный торт, потому что для дальней дороги это всё равно слишком хрупкий продукт. Мы его съели. И тут Томек стал ворчать, что я несправедливо разделил торт, не по-товарищески.
— Как это «несправедливо»? — говорю. — Ведь на торте было написано глазурью: «Поздравляем с Новым годом». Ты получил «Поздравляем», а мне досталось «с Новым годом» — как раз по одиннадцати букв на каждого.
— Но у тебя ещё интервал между «с» и «н», — упирался Томек.
— Это верно, — говорю я, — но учти, что я, пока тебя ждал, очень проголодался. Ты-то ужинал, а я нет, только должен был поужинать у бабушки.
Но Томеку определённо хотелось поругаться. Он взвесил наши рюкзаки на руке и определил, что мой легче. Значит, заявил он, мы должны таскать их по очереди.
Мне это не понравилось. Во-первых, кто просил Томека брать такой большой тяжёлый нож, а во-вторых, если бы в моём рюкзаке ещё находился тот торт, который мы съели, рюкзак был бы значительно тяжелее. Ведь у меня там верёвка, сухари, круг колбасы, дюжина яиц, три куска мыла, которые до сегодняшнего дня сушились на шкафу.
— А зачем таскать столько мыла? — придирался Томек.
— Для пены, — напомнил я ему. — А ещё, носовые платки — чем будем стирать? Пусть в этой Турции не думают, что мы не знаем, как себя вести в заграничной стране. И шею время от времени придётся мыть.
— Меня мама вымыла к Новому году, — говорит Томек. — Хватит на всё путешествие, туда и обратно. Выкидывай своё мыло. Одного куска хватит.
Мама ещё месяц тому назад купила это мыло, оно было сухое-пресухое, — с ума я, что ли, сошёл — такое добро выбрасывать!
А Томек всё ворчал да ворчал, даже когда мы уже подъезжали к Туреку. Только мы высадились, не успели ещё присмотреть ни одного турка, как вдруг подходит к нам милиционер, молодой такой, и спрашивает, не нужно ли нам чего. Мы ответили, что нет, что совершенно, абсолютно ничего нам не нужно. А он говорит, что после ночи в дороге, мол, хорошо горячего чаю напиться, ведь погода стоит холодная, и потому не пройдём ли мы с ним в дежурку.
Нам и без чаю сделалось так жарко, что даже пот прошиб, хотя мы оба почему-то дрожали. А Томек шёл такой тихонький, покорный — такой же, как я!
Вошли в дежурку и слышим — милиционер рапортует:
— Нашлась пропажа, товарищ комендант!
Мы сразу поняли, что всё потеряно. А комендант улыбнулся нам и сказал:
— Привет, путешественники! Присаживайтесь.
Он снял трубку, позвонил в Варшаву и сообщил кому-то, что мы нашлись и через два часа будем дома.