— Про кого не говорят, а про кого иначе и не скажешь, — отвечаю я и рисую ещё одну такую же рожицу.
— Перестань! — орёт Фелек. — Перестань, а не то увидишь!
— Ничего я не увижу, — говорю, — ведь тебе мама не велит.
А он как схватит камень, как запустит в меня!
Не попал, конечно. Камень об забор стукнулся. Но не мог же я простить ему такое! Схватил этот камень, и — за ним. А тут как раз его дом. Он вбежал в дверь, думал, что я не догоню. Так я камень пустил ему вдогонку. И тоже не попал. То есть в Фелека не попал, а в окно кухни как раз угодил. Стекло, видно, было уже треснутое, а может, вообще слишком тонкое, потому что моментально разлетелось на мелкие кусочки. Да ещё с таким звоном, что по всей улице слышно. Улепётывал я так, что только пятки сверкали.
Вбежал в парк, сел в боковой аллее на краешек скамейки. Сижу и думаю: что же теперь будет? Самое скверное, что Фелек меня знает. Будь это незнакомый мальчик, никто бы и не догадался, что я стекло разбил, а так разве скроешь? Наверно, он уже рассказал маме, как меня зовут, где я живу… Нет! Адреса моего Фелек и не знает! Я его много раз приглашал зайти ко мне домой, но он всегда отказывался. Выходит, это к лучшему. Не то его мама уже наверняка была бы у моей мамы. А так, самое большее, Фелек завтра в школе на меня пожалуется, а учительница часто нам повторяет, что всё время жаловаться — нехорошо. Но, пожалуй, Фелек не очень-то сообразительный парень, где уж ему понять, что учительница говорит. Он бы, может, и понял, если ему подарить что-нибудь драгоценное. К примеру, два новых пера. Или три. Дам ему четыре, пусть только забудет про это дело.
Сижу я, сижу, размышляю и вдруг чувствую: по моей ноге что-то течёт.
Смотрю, а это собачонка какая-то. Ошиблась, видно, спутала мою ногу с ножкой скамейки.
Я как вскочу! Хотел наподдать этому глупому щенку, но тут вдруг слышу:
— Ты на кого ногу поднимаешь, негодник?! Это же моя собака!
Вижу — бежит ко мне какая-то женщина, очень толстая и от злости очень красная. И зонтиком в меня нацелилась.
На всякий случай я отбежал в сторонку и говорю:
— Извините, но ведь она первая на меня ногу подняла.
А женщина всё равно грозит мне зонтиком, а вдали, вижу, уже дворник показался.
Что поделаешь? Пришлось уходить.
Дома передохнул наконец. Потом глянул на календарь и вспомнил, что сегодня тринадцатое число.
«Как теперь быть? Верить или не верить в тринадцатое? — думаю. — Пожалуй, не стоит верить. Ну ладно, случилось, стекло разбил, в парке поскандалил. Зато теперь всё позади, тишина и покой».
Но не тут-то было: оказалось, до тишины и покоя ещё далеко.
После двенадцати в школе был назначен сбор нашего отряда. Я пошёл как ни в чём не бывало. О собаке даже думать забыл, а о стекле вспомнил лишь потому, что пришлось дом Фелека стороной обойти.
На несколько минут я опоздал на сбор — дорога в обход заняла лишнее время. Вхожу, ребята уже сидят на своих местах, ну и я как можно скорей уселся за парту. И тут вижу, что все как-то странно на меня смотрят.
Будто кольнуло меня. Что называется, недоброе предчувствие. Наконец наш вожатый заговорил:
— Яцек, только что в школе была мать твоего товарища…
— Фелека? — вырвалось у меня.
Честное слово, я даже поверить не мог, что из-за какого-то стекла его мать, солидная занятая женщина, сразу же побежит в школу.
— Да. Мама Фелека, — говорит вожатый, и лицо у него при этом такое печальное, словно действительно случилось какое-то великое несчастье. — Ты бросил камень, ты разбил стекло в комнате. Это правда?
— Нет, неправда, — отвечаю.
— Яцек, посмотри мне прямо в глаза, — говорит вожатый. — Разве мать твоего товарища могла сказать неправду?
— Да, — отвечаю я и смотрю ему прямо в глаза, — вполне могла, а что тут особенного?
— Фелек тоже приходил с ней. И говорил то же самое. Как же это понять? Может, тут какое-то недоразумение?
— Вот именно, недоразумение, — говорю я и всё время смотрю ему прямо в глаза.
— Ты вместе с Фелеком возвращался домой? — начинает допрос вожатый.
— Возвращался.
— Вы поссорились?
— Поссорились. Потому что Фелек шуток не понимает и сразу за камни хватается. Он в меня бросил, а я в него.
— Так. Значит, теперь ты признаёшься, что бросил камень? — вмешался Вацек из нашего класса.
— Не признаюсь, а просто говорю. Меня же никто не спрашивал, бросил ли я камень. Спрашивал только, разбил ли я стекло в комнате.
— А ты стекла не разбивал? — спрашивает вожатый.
— Я — нет, — отвечаю, — но вообще-то оно разбилось.
— Ничего не понимаю. — Вожатый даже за голову схватился. — Минуту назад ты говорил, что мать Фелека сказала неправду.