– Привет, пап, – объявляю я. – Я скоро свяжусь с тобой.
Но папа ведет себя так, будто не слышит меня, и поэтому я притворяюсь, что я – это он, и говорю с собой.
– Правда? – спрашивает папа. Я стараюсь говорить басом.
– Ага, – отвечаю я. – Мне пришла в голову гениальная мысль. Ты будешь поражен. На самом деле, – я наклоняюсь к экрану так близко, что от моего дыхания у папы запотевает лицо, – ты даже снова захочешь со мной познакомиться.
Папа шуршит бумажками на столе:
– Ну и новости, Дэн! Когда же это произойдет?
Я снова меняю голос:
– Терпение, терпение. Мама говорит, что хорошее приходит к тем, кто умеет ждать. – Однако затем я продолжаю: – Но ждать осталось недолго. – Я поднимаю с кофейного столика игрушечного пирата. – Опомниться не успеешь, как мы уже поплывем путешествовать вместе.
Открывается дверь гостиной, и заходит Ниндзя-Грейс.
– Ты что, сам с собой разговариваешь? – бурчит она, а я в это время кладу пирата на какой-то журнал.
– Он отправляется на остров… эээ… гламура, – отвечаю я. – На добротном судне, названном в честь какой-то знаменитости, чьего имени я не знаю.
– А ты отправляешься на добротном судне к психиатру, – шипит Ниндзя-Грейс.
Она поворачивается к телевизору, и ее рот на моих глазах превращается в пылесос и высасывает из комнаты весь воздух.
– Опять на отца смотришь? Перестань себя мучить. И надеюсь, тебе еще не пришло в голову похвастаться перед другими, что у тебя знаменитый папа. Все решат, будто мы такие скучные, что он ушел искать лучшей жизни. А ты ведь этого не хочешь.
Я пожимаю плечами:
– А что такого? Это ведь правда.
– Ну да. Но зачем сообщать об этом всему миру? Может, тебе и прикольно быть скучным, а мне как-то не очень. Я сказала маме, что видела отца по телику, и она говорит, что нам лучше не болтать об этом и жить как обычно. Нам не нужны его слава и богатство, да и в большом доме нам жить тоже необязательно.
Я об этом не подумал. У папы наверняка громадный дом! Как Букингемский дворец, только в три раза больше. С сотней окон и британским флагом, развевающимся на ветру. На флаге вышиты его инициалы: ММ. Они переплетены, как ER[4] на монограмме королевы. Ворота в поместье открываются автоматически. Главный вход охраняют два рычащих льва. Газон подстрижен под короткий ежик. В особняке Малкольма Мейнарда у меня будет своя комната размером с футбольное поле, и мне разрешат покрасить стены в пурпурный, ибо это цвет команды «Кингс»[5]. Возможно, у папы есть маленькая задиристая собачка, чтобы отгонять незваных гостей. Может быть, она похожа на Самсона, собаку миссис Нунко, нашей соседки. Самсон – помесь ши-тцу и пуделя. Я называю ее «шидель». Мда, что-то я не уверен, что папа захочет завести такую же.
– Выброси ты уже его из головы, – закатывает глаза Грейс.
Я снова поднимаю пирата.
– У меня нет совершенно никаких планов, – вздыхаю я. Пират, огибая препятствия, приближается к краю кофейного столика. – Если у меня и были какие-то мысли о поисках, то я растоптал их, как дублон, попавший под башмак одноглазого тучного пирата. У него на плече сидит попугай и пронзительно кричит ему на ухо: «Пиастры, пиастры!» Нет уж, лучше я прогуляюсь по доске, чем отправлюсь искать сокровище, которого жаждет мое сердце.
– Ты чудила, – отвечает Ниндзя-Грейс, выхватывает пирата из моих пальцев и швыряет его на пол.
– Ой!.. – воплю я. – Ты бросила его в бурные воды Коврового океана…
Тем же вечером я лежу на кровати и играю на гитаре. Мысли о папе проносятся в моем мозгу. Я скучаю по нему. Пальцы находят струны, а я думаю о том, что мне в жизни необходим отец. Получается, будто тогда, много лет назад, я посадил маленькое зернышко папы в душу. Я поливал его, заботился о нем, и вот внезапно оно превратилось в огромное раскидистое дерево. Я негромко напеваю себе под нос. Мама бы взбесилась, если бы узнала, что я собираюсь встретиться с папой, но это все из-за того, что она влюбилась в этого нового бойфренда, с которым познакомилась в июне. Его звать Большой Дейв. Ему принадлежит сеть автомастерских. Видимо, взгляды голубков встретились над капотом нашей старой «дайхатсу шарады». Машину продали, а вот роман тянется уже полгода. Музыка плещется в темных углах моей комнаты, а я все играю и играю, пока у меня не сводит пальцы. Приходится остановиться.
– Папа, – шепчу я в темноту.
– Да, Дэн, – отвечаю я самым хриплым голосом, на какой способен.
– Ты ведь еще хочешь, чтобы я был в твоей жизни, да? Ты ведь не обидишь меня, как в первый раз, а?
Папа не отвечает.
Два