Мы с Гейбом идем к столу с закусками, и даже не успеваем сделать пару движений, как крадем все внимание публики у Электрической Компании.
Я тихо стою в коробке, так что никто не знает кто я. Плюс, мне не надо волноваться о разрывающей мысли: «Черт, кто-то смотрит на меня»! Ну и проще говоря, никто не обращает на меня внимания, потому-то весь интерес людей сосредоточен возле Гейба.
Курт со своей хоккейной командой начинают первыми говорить о костюме Гейба, но потом их затыкает толпа девчонок, которые окружают Гейба и кладут свои руки ему на голые плечи или еще хуже, на его ноги. Появляется ощущение, как будто они собираются добраться до его футболки. Игроки хоккейной команды тут же быстро завязывают с подколами.
Как петух в балетной пачке, Гейб расхаживает в центре внимания. Анита подходит к нему, одетая в узкое красное мини платье, на котором через всю грудь написано ОСТРЫЙ, на животе СОУС.
В белых колготках, рубашке и перчатках, которые одеты под коробкой, чтобы завершить мой образ, мне становится жарко, особенно вокруг лица. Я отхожу от стола, потому что я не могу даже выпить пунша или съесть каких-нибудь пирожных с закрытым лицом, да я все равно не голодная. Жаль, что я не знаю, что Гейб делает с Анитой.
- Это такой беспорядок, когда я в соусе,- Анита воркует позади меня. – Хочешь вымыть меня?
- Прости,- говорит Гейб. – Но я здесь кое с кем и это не гигиенично, делиться мочалками.
Весь вечер Гейб танцует только со мной. Ну, насколько я могу танцевать в коробке, как-то так. Люди болтают с ним каждый раз, как мы останавливаемся.
Я всегда знала, что Гейб популярен, но я никогда не замечала этого так, как сейчас. Конечно, я видела его фан клуб, но только когда они стайками пробегали по коридорам.
Здесь, он как… мой папа, привлекает людей в такой харизматичной манере «любимого политика». Не смотря на это, он так же потерян, как и я в этой коробке, но я все равно чуть-чуть горжусь им. Он меня удивляет и немного пугает, потому что это вся та часть жизни Гейба, о которой я никогда не знала, и потому что я так же знаю одну или две вещи об «обожаемых политиках». И возможно, одну или две вещи о… моем папе, которого не было дома уже два месяца.
В машине по пути домой, я наконец-то набираюсь мужества и спрашиваю Гейба:
– Скажи мне еще раз, почему мы должны быть секретом?
- Ну… ты никогда не смотришь в свои подарки, - он как настоящий политик меняет тему.
- Какое это отношение имеет к моему вопросу?
- Почему бы тебе не заглянуть?
- Потому что ожидание – это часть веселья.
- Точно,- говорит он.
- Но ты всегда заглядываешь.
- Люди меняются. Я говорил тебе, Мэд, сейчас все по-другому, с… нами.
Нами.
Это слово плавит меня, но здесь нечто большее. Может, это вовсе не о секретах? Может быть, это что-то болезненно очевидное?
– Ты понтовался на танцах.
Гейб ждет минуту, чтобы ответить:
– Да. Это беспокоит тебя?
- Да.
- Прости, но…, - Гейб вздыхает. - Нет, правда. Обычно я хвастаюсь тобой. Я как бы поменялся на время.
- Хвастаешься мной? Ты спрятал меня под коробкой.
- Для танцев. Что я делаю часами каждый день? Каждый раз, когда мы на льду, Мэд, это все, что я делаю. В паре, никто не смотрит на парня, за исключением, если они не гадают, нормальный он или гей. Все для чего я там, это чтобы сделать так, чтобы ты выглядела красивой. Хотя, ты облегчаешь мне задачу своей природной красотой.
Я думала, что знаю все про Гейба. Возможно, нет.
– Прости меня.
- Ты тоже,- говорит Гейб.
***
Мама ждет, когда я приду домой.
– Как прошла дискотека?
Я колеблюсь. Это заблуждение, но возможно, это правда.
– Я думаю, было бы намного веселее, пойти с парнем.
Больше не расспрашивая меня о танцах, она продолжает:
– Хорошие новости, папа приезжает завтра.
***
Папин рейс ожидается в 9:12 утра в субботу, но это значит, что в это время у меня тренировка и балет. Когда мы наконец-таки заканчиваем, я вбегаю в дом, но… папы нет. На островке записка: Уехали на встречу. Сэндвич в холодильнике, скоро увидимся. Любим, мама и папа.
Я вздыхаю и ем сэндвич из холодильника. Там даже куриный салат с цельной пшеницей, мой любимый, но это не значит, что я голодна.
Еда занимает пять минут, я беру стакан молока и залпом выпиваю. И что мне сейчас делать? Ну на самом деле мне есть что делать, я сажусь за домашнее задание и пытаюсь читать книжку, но не могу сфокусироваться. Я слишком сильно напряжена, потом что думаю об этом всем.
Я беру свою скрипку в руки. Обычно, я не занимаюсь за пределами класса оркестра, на самом деле даже не приношу ее домой, если только это не суббота.
Мистер Рико не дает нам оставлять их в шкафчиках на выходные, так он делает вид, что ученики оркестра- Б занимаются.
Я никогда не собиралась стать концертной скрипачкой, и наши оценки зависят от посещаемости и теоретических тестов, а не из-за нашей рассадки[52] да и у меня не так уж и много мотивации, что бы переехать с последнего места. Плюс Кейт вторая за последним креслом, так что мы можем сидеть вместе так долго, пока не решаемся высказаться.
Но есть кое-что в настройке струн, это заставляет меня чувствовать, будто я тоже хорошо настроена.
Я берусь настраивать скрипку, все еще чувствуя волнение. Начинаю с сюиты «Воздуха» Генделя[53], которую мы сейчас играем в классе, поэтому для меня достаточно легко.
Я заставляю себя сконцентрироваться на смычке, но понимаю, что мне нужно произведение медленней. Пока я играю свадебную музыку, я проигрываю свой следующий любимый кусок, Канон Пахельбеля в ре мажоре.[54]
Медленная, длинные ноты в начале успокаивают меня, но когда я беру быстрые части, я опять ошибаюсь и опускаю скрипку. То, что я не тренируюсь и не занимаюсь на скрипке, сказывается на моем мастерстве.
Свадебная музыка обычно заставляет меня думать о Гейбе, но прямо сейчас, я думаю о родителях... Лаааадно, я думаю и о Гейбе и о родителях, на самом деле.
Наши отношения проходят практику, тяжелую работу. Не то чтобы мои родители никогда не ссорились.
Я помню разговор в машине прошлой ночью. Может быть, его ответ не тот, который я ожидала или хотела услышать, но я чувствую себя лучше от того, что поговорила.
Практика – путь к совершенству, так? Я подбираю скрипку и еще раз работаю над сложными частями.
Мама с папой уже пришли домой, они заходят в гостиную, но я не останавливаю свою игру. Понимаю, что это не совершенство, но звучит уже лучше, и я медленно подвожу мелодию к концу.
- Красиво,- мама хлопает.
Я бросаю скрипку и бегу к папе в объятья. Он кружит меня в руках.
– Мэдди, я так скучал по тебе.
- Я тоже, пап.
Мама говорит:
- Я пробыла с тобой на всем обеде, Уилл. Почему бы вам двоим не пойти в туристический парк? Можете прогуляться, - она смотрит на папу. – Поговорить.
Есть что-то в этом взгляде, что я ужасно не люблю. Я быстро ныряю между ними.
– Пойду, надену ботинки.
***
Парк всего лишь в нескольких милях от нашего дома, но папа настаивает на том, чтобы проехать.
– Я думала, ты был морским котиком,- говорю я, когда мы идем к тропинкам. – А не слабаком.
Папа смеется, но говорит:
- Некоторые из нас не в такой хорошей форме, в какой должны быть.
- Может, тебе нужно больше заниматься.
- Есть много вещей, которых мне следует делать больше.
Мы проходим свадебную арку на поляне у подножья тропинки.
– Типа приезжать домой,- говорю я.
- Да.
В стороне, недалеко от тропинки, мужчина с маленькой девочкой присели на корточки по обе стороны основания огромного старого дерева. Они находятся к нам спиной, и мы не можем видеть их лица, но можем хорошо слышать все, что они говорят.
– Волшебный дом,- визжит маленькая девочка, указывая на корявые корни.
53
Музыка на воде — три оркестровые сюиты Георга Фридриха Генделя. Когда в точности была написана «Музыка на воде», неизвестно, сочинение относят к периоду с 1715 по 1717 годы.
54
Канон Пахельбеля, также известный как «Канон в ре мажор» является самым знаменитым произведением немецкого композитора эпохи барокко Иогана Пахельбеля.