* * *
Вот в глубинеэтого «сундука с сокровищами»я и обнаруживаютвой блокнот с терракотовой обложкой,если перелистать страничкина максимальной скорости —мышка Микки побежитза мышкой Минни,но не этопривлекло мой детский ум.«Кто-то кого-токем-то как-то куда-то…Мир на вкус волокнист,как сладкая вата…Я надеваю шинельпогибшего брата…»[4]Я плыву по волнамтвоих строк и строф!Я читаю твой дневник…
Богиня первая
Манечка Громова —моя любимая нянюшка.Была она из семьитак называемых «раскулаченных».Соседи бросали косые взгляды.– Кулаки! – кричали им вслед.Манечка испуганно озиралась на мать:«Что же они им такое сделали?»Ставни заколотили гвоздями,со двора увели всю скотину.Особенно больнобыло смотреть на животину,когда гнали колхозное стадомимо родных ворот.Коровушки рвались домойи получали от пастухов порцию кнутом.Василиса – её мать – красиваяи статная женщина умерла,когда Манечке было лет восемь,говорят, сердцене выдержало такого горя.Старухи судачили наперебой.– Я ей кричу, надевай всю одёжу на себя!А Васёна-то стоитни жива, ни мертва, как сажа бела,онемела, голубушка,язык отнялся совсем! – начала было баба Фима.– Так и помёрла в пути в Сызране! —продолжила баба Сима.– Ой, во чужой сторонеу чужих людей, ой! – заголосила первая.– Да не причитай ты, дура-баба! —огрызнулась вторая.– Ой!.. – отозвалась Серафима.– А где Степан-то был? – вдруг спросила Евсимия.– Незнамо где! Неведомо!Да, и здесь он не кажется!За Манькой-то Суклетинья смотрит, —отвечает баба Фима.– Да не за Манькой, а Манька за Марусей ходит,нянькаеться! – разъясняет другая бабка.– А вчерась у Дуньки Манька полы мыла! —припоминает Серафима.Степан – ее отец – занялся подработкамии был в вечных разъездах,потом сбедил где-то ногуи она запылала «антоновым огнем».Тот «огонь» и погубил его.Он не дал врачам отнять конечность.Манечку взяла к себена воспитание тетка.Та помогала родственницепо домашнему хозяйствуи няньчилась с ее маленькой дочкой.– За Марусей ходила,доченькой ихней, вроде как нянька.Полы мыла.Косорезом сначала скребла,потом полоскала тремя водами.Сижу, реву,слезы с лица полушалком утираю! —пускалась в рассказы Манечка.Потом, с достижением совершеннолетияи до пенсии, она работала в колхозе.Тяжело было видетьв колхозных оглоблях животину,которая содержаласьв их родном доме.– Узнала я «своего» рысака,своего Соколика!Понурый, с седой гривой,стоял он, привязанный к столбу,и жевал узду, —говорила она,а по щекам текли скорые слезы.В матушкиных нарядахрасхаживали жены начальства.– Таких шелковых кофт,шерстяных юбок,кружевных сарафанови цветных полушалковне было ни у кого в округе!Господь все видел!Как эта «одёжа»не сожрала этих паскуд? —негодовала порой нянюшка.К нам в домМанечка попала по советухорошей знакомойв качестве няни для меняи моей младшей сестренки.Я любил слушать ее рассказыпро «то время»еще при том «горошенном» царе.Нянюшка дарила свою любовь,заботу и ласку нам и…кошкам, которых,шибко осерчав,называла «полосатыми чертями».
* * *
Еще нянюшка рассказывалапро свою сельскую жизнь.По вечерамона, бывало,сидела с прялкой на завалинке.В летнем, еще не остывшем от зноя воздухекружилась мошкара,на окне «кудрявилась»розовая герань,приходила кошкаи терлась о ногисвоей мягкой шерсткой.Иногда наведывалась подруга Дунька.– Красивая, как пасхальное яичко! —смеялась Манечка.Девушка была видной, но неграмотной.Она считала, что «маленькие книги» —так в народе называли письма —пишут только «князья»,и вместо подписи в «бюллетене»ставила крестик.Когда становилось тошноМанечка затягиваластаринную русскую песню:
~ 3 ~