После чего мне следует сверх программы попросить у господа силы, смелости, умения не пи́сать в постель, не воровать сахар, не уходить из дома и не рвать одежду.
В некоторые вечера я с грехом пополам добираюсь до конца.
Но сегодня я опозорился. У меня слишком болят коленки. Я слишком устал. Мне слишком хочется спать. Я бормотал сколько мог, потом сполз на пол.
Зарывшись в подстилку, еще теплую от дневного солнца, я слышу отдаленные завывания: это Жеснер и Тортилла продолжают искупать свои грехи.
ТАИНСТВЕННЫЙ САД
Мир взрослых поражал нас своей загадочностью. Действительно, таинственный мир, где люди сами достают себе еду, где людей не наказывают (правда, мосье Донатье́н колотит каждый день Орасию, свою жену; но и она не скупится на затрещины); мир, где не падают на ходу и на бегу и не плачут по любому поводу. Странный мир! Мы испытывали глубочайшее преклонение перед мужчинами и женщинами с Негритянской улицы. Я предпочитал тех, у кого не было детей. Родителей моих товарищей я боялся еще больше, чем маму Тину. Эти люди били своих детей. Эти люди вечно придирались к чужим детям. А бездетные соседи всегда относились к нам доброжелательно, давали нам мелкие поручения, посылали в «дом» за покупками, а иногда даже баловали нас.
— Самый лучший человек на плантации, — уверяет Жеснер, — это мосье Сен-Луи.
— Мосье Сен-Луи! — восклицает Суман. — Я его не люблю. Прошлый раз проходил я мимо его сада. Э-бе! Я только вытащил один прутик из изгороди, а он уже поднял шум. Кто же знал, что он дома? Сначала разорался как черт, потом пожаловался моей маме, что я разрушаю изгородь и хочу выпустить птиц…
— Я тоже его не люблю, — подхватывает Викторина. — Один раз я попросила у него сливу, так он сказал, что сливы еще зеленые и есть их нельзя. Чего ни попросишь, все у него зеленое.
— И потом, он посыпает вокруг своего сада битое стекло, чтобы мы там не ходили…
— Э-бе! — прерывает Жеснер. — А мне мосье Сен-Луи дает все, что хочешь. В воскресенье он позвал меня к себе, велел подождать, пока сварится ужин, и угостил меня иньямом с рыбой. Он даже разрешил мне взять у него в саду гнездо с птенчиками.
Мосье Сен-Луи был здоровенный негр, плечи которого поднимались и опускались на ходу, как у лошади. Угрюмое его лицо, почти целиком скрытое полями драной соломенной шляпы, обросло седой бородой, которую я бы ни за что на свете не осмелился потрогать. Шляпе вполне соответствовали старые штаны, доходившие ему только до икр, и пань[8] из мешковины.
Хижина мосье Сен-Луи была крайняя в нашем ряду. С той стороны, где у него не было соседей, он огородил участок земли и возился на нем по воскресеньям и понедельникам.
Никто из нас не знал, что выращивает мосье Сен-Луи в своем саду. Изгородь была такая плотная, что нельзя было заглянуть внутрь. Высовывались только верхушки сливы и авокадо[9], а об остальном приходилось лишь догадываться.
Впрочем, некоторые люди говорили, что мосье Сен-Луи разводит в своем саду лекарственные травы.
Невероятное любопытство вызывал у нас этот сад. Но мы не решались залезть в него. Он и манил и отпугивал нас своей недоступностью. А в то время года, когда в изгороди гнездились птицы, таинственный сад казался еще заманчивее.
МОЙ ДРУГ МЕДУЗ
Романе больше нравится старая подслеповатая мазель Аполи́на, Тортилле — мосье Асселин, прозванный Хлебным за то, что он никогда не разводит огня. У него нет жены, и он питается всухомятку хлебом, соленой рыбой и ромом. Один хлебец в день, четверть фунта рыбы и бутылка рома. Это самый могучий негр на нашей улице. Когда он бегает, земля дрожит. Он также самый голый: ничего не носит, кроме набедренной повязки. У него большие белые ровные зубы, и смеется он очень заразительно. А когда он танцует лагию[10] в субботу вечером, хочется, чтобы ночь никогда не кончалась и огни не гасли целую вечность.
А мне мой взрослый друг не дарит ничего. Он самый старый, самый несчастный, самый одинокий человек на нашей улице. Но я его люблю больше даже, чем сахар, игры и развлечения.
Обычно мне не сидится на месте, а около него я могу оставаться часами. Его хижина — мрачная и неуютная, но я предпочитаю ее хижине мамы Тины — одной из лучших на улице.
— Дети не должны вечно торчать у людей, — внушает мне бабушка, — это невежливо.
8
Пань — одеяние из одного куска материи, обматываемого вокруг тела (вроде индийского са́ри); оно может заменять рубашку, платье или служить набедренной повязкой.