— Мы только посмотрим, Йоханнес. Уверяю тебя, все будет в порядке. — Она уловила его растерянность, почувствовала, что он не решится ей отказать, и, проворно развязав ленточку, крест-накрест опоясывавшую картонку, открыла ее. Она обомлела, когда увидела две эти шляпки, обернутые папиросной бумагой. Розовая и желтая, обе с лентами и бутоньерками. В них было все что угодно, кроме прозы.
— Йоханнес! — Рози с трудом выдохнула его имя. Волнение теснило грудь. Ну не сможет же он отказать ей в ее мольбе…
— Рози, ты начинаешь терять голову. Они стоят уйму денег. — Он показал на ярлык с ценой. — Видишь… Тридцать один шиллинг. Два раза по тридцать одному, сколько это будет? Не дешево. — Он подсчитал на пальцах, пососал палец, подсчитал снова. — О-го-го, Рози! Три фунта и два шиллинга, вот во что это кому-то обойдется.
Ошеломленная, она переводила взгляд с Йоханнеса на шляпки и обратно.
— Йоханнес… Можно я примерю?
— Но у тебя же нет таких денег! Такие шляпки могут позволить себе только важные дамы!
— Ты сам сказал, что сегодня вечером я буду важной персоной, — покорно ответила она.
— О-о-о, Рози! — Он вздохнул. Эта женщина применяла недозволенные приемы.
Она взяла розовую.
— Рози, положи!
— Ты даже не позволишь мне примерить? — спросила она медоточивым голоском.
— Ни в коем случае. Это для белых дам. Что скажет хозяин, что скажут белые леди, что я им отвечу, если они узнают, что эта шляпка побывала на твоей голове?
— Они не узнают.
— Могут узнать. Мне кажется, они всегда узнают, дотрагивался африканец до вещи или нет. Они видят пальцами, можешь мне поверить.
— Вот вздор! Доктор не стал бы возражать.
— При чем тут доктор? Почему он должен возражать? Он же не собирается надевать ее на голову после тебя.
Но Рози знала, что недолго Йоханнеса не хватит и в конце концов он уступит, несмотря даже на это отчаянное: «Рози, сейчас придет хозяин. Смотри, уже почти восемь», — произнесенное с тоской в голосе.
Рози будто и не слышала. Она уже примеряла шляпку.
— Осторожно, Рози, только ради бога осторожно… Ты помнешь ее, Рози! — в ужасе упрашивал ее Йоханнес.
Она подошла к зеркалу и лукаво улыбнулась своему отражению.
— Ну, чем я не миссис, а, Йоханнес? Бот это класс! Сколько, ты сказал, она стоит?
Йоханнес со скорбным видом повторил на пальцах всю операцию с «Ja»[4], совершенно точно: три фунта два шиллинга…
— И должен тебе напомнить, что это очень большие деньги.
Рози слушала и размышляла. У нее уже созрел план. Вот только благоразумно ли будет толкать Йоханнеса на такое? Бог простит ей. А уж добрый дух и подавно, если бог откажется. Сегодня день особенный, всем дням день.
— Йоханнес, — решилась она. — А что, если бы эта шляпка попала на прилавок вместе с остальными, дешевыми?..
Он замотал головой.
— Этого же не было.
— Ну, а вдруг?.. И если б мы завернули по ошибке какую-нибудь дешевую шляпку и положили ее в коробку… — Она остановилась, выжидая, что он скажет. Но он молчал. — И переставили бы вот эти бумажки с буквами с этой вот шляпки на ту, а с той на эту. Ну, открывает баас Фермаак коробку, и как он все это заметит, будь у него хоть сто глаз? Как белые миссис узнают, будь у них даже тысяча глаз, что в этой шикарной коробке совсем не то, а это? Как это они говорят: шик-модерн, специально из Йоханнесбурга?
Йоханнес почувствовал слабость в желудке. Его заколдовали, как есть заколдовали… Кто он такой, чтобы сопротивляться всесильной воле?
Он машинально отвязал ярлык с дорогой шляпки и прикрепил его на куполообразное чудище, с которого был снят ценник на двенадцать шиллингов. Он протянул его Рози.
— Двенадцать шиллингов да двенадцать шиллингов, — пробормотал он, переводя безнадежный взгляд с ярко-желтой шляпки, которую Рози не выпускала из рук, на ту, которую он упаковывал в целлофан и папиросную бумагу. Конечно, никто не даст за этот колпак с пурпурной лентой и искусственными цветами три фунта два шиллинга!
Рози протянула ему фунт.
— Но двенадцать шиллингов взять два раза будет фунт и четыре шиллинга, — запротестовал он.
— Ах, Йоханнес, я об этом и не подумала. Одолжи мне эти четыре шиллинга, а я занесу их тебе до обеда, хорошо?
— А придет хозяин, что мне ему сказать? Я отдаю ему этот фунт и четыре шиллинга и эту этикетку и говорю, что миссис зашла еще до открытия… Может быть, его даже порадует, что я такой ловкий, — бормотал он себе в утешение.