Выбрать главу

Он тщательно перевязал нарядную картонку. Было ровно восемь. Когда он, поставив ее на место, обернулся, Рози уже не было.

IV

Аристид Фидипидис Мадзополус не был человеком высоких нравственных правил. На вид просто лавочник, типичный лавочник из захолустного городка. Ровно в половине восьмого, едва улеглась пыль за прогрохотавшим к югу фургоном от «Сиддонов», он открыл свой магазин на главной улице Бракплатца.

Согласно заведенному распорядку он взял почту — две пачки газет, подхватил проволочную плетенку с молоком, оставленную разносчиком, и скрылся за дверью. Две дюжины «Ди Трансваалер» и дюжина «Ранд Дейли-мэйл» доставлялись ему грузовиком еще затемно, трехчасовым рейсом. Мадзополус развернул на прилавке свежий номер «Дейли» и улегся на газету с локтями. Содержать лавочку — это грошовая забава, всякие там фокусы, как вытянуть пенни-другое, он знал и без «Дейли», Газеты подсказывали ему конъюнктуру в мире действительно стоящих дел. Читая, он медленно поглаживал рукой лысеющую с макушки голову.

За четыре года, что он прожил в Бракплатце, Мадзополус преуспел во всех без исключения своих начинаниях. Он выучился бегло, хотя и с акцентом, говорить на африкаанс. Пусть для африкандеров он как был, так и остался чужаком — «uitlander» — они его все-таки признали, приняли. А гостеприимные сельские жители вообще не обнаруживали в лавочнике никаких злых намерений. В самом деле, их восхищали его умение и сама манера принять и обслужить покупателя, внимательность к нуждающемуся, готовность принять участие во всех приходских заботах, не говоря уж об угощениях, которые он поставлял к столу по случаю разного рода торжественных дат.

Жители Бракплатца с удовлетворением отметили, что лавочнику не чуждо ничто человеческое, те же грешки, что у них самих, и это снимало с него подозрения. Он мог вспылить, посплетничать и рассказать скабрезный анекдот, но старался никогда не нарушать приличий открыто, «на людях». Он был самый обычный человек, без приметных особенностей. Заурядность была его защитным свойством.

Мало что могли привести в доказательство против установившегося о лавочнике мнения и те, кто, подобно доктору Вреде, имели на этот счет кое-какие сомнения и, заприметив беспринципное поведение Мадзополуса в разного рода спорах, считали его попросту флюгером, социальной и политической марионеткой в руках сильных мира сего.

На самом деле он был слишком, просто подозрительно хорош, чтобы в это можно было поверить. Уж очень бросалась в глаза его невероятная для лавочника простота — пока кому-то не взбрело в голову вспомнить, какими глазами он просверлил однажды утром констебля «Маиса» Бола, когда тот ради шутки, просто чтобы показать свою силу, отстранил грека и выхватил у него из-под рук мешок картошки, который тот как раз собирался лично погрузить на машину. Не глаза, а острые зеленые булавки были у Мадзополуса в тот момент.

А вообще-то мало кто согласился бы, что в Ари, как его здесь звали, есть что-то подозрительное. Если здешние люди слепы к тому, что творится за соседним холмом, нечего и ждать, чтобы они проникли в душу левантийца.

Мадзополус сварил себе чашечку восхитительного кофе. Он еще не оправился от потрясения, вызванного сегодняшней газетой. Внизу через всю полосу шел заголовок: «Дагга — облава на вечеринку подростков». Слово «дагга» так и ударило по глазам, вызвав тревогу.

Отнюдь не из честолюбивых стремлений заделаться каким-нибудь знаменитым королем гангстеров, а единственно с целью получения по возможности фантастических прибылей из самого простенького дела он надумал торговать марихуаной — «даггой» — вразнос, сбывая наркотик среди белых подростков. Опасности грозили на каждом шагу, соответственно повышалось и вознаграждение.

В газетном сообщении были одни голые факты. Полиция произвела облаву в покинутом владельцем особняке в Хиллброу, наиболее населенном квартале Йоханнесбурга. Дом — один из двух особняков, имеющих общую стену. Были задержаны пять подростков в возрасте от четырнадцати до семнадцати лет и девочка пятнадцати лет, совсем раздетая.

Одни факты. Остальное Мадзополус мог себе представить. Гремящие звуки дикого рок-н-ролла сотрясают стены; под сенью ночи полицейские окружают ветхий особняк, крадучись проникают внутрь и, пробравшись по комнатам, усыпанным осколками стекла и винными бутылками, брошенными здесь бесчисленными бродягами, врываются в бывшую хозяйскую спальню. Комната тонет в сизом дыме от сигарет с марихуаной. Два подростка недвижно лежат с остекленевшими глазами, остальные с неистовыми воплями прыгают вокруг девицы, танцующей в чем мать родила.