Док Вреде как-то подшучивал над ним на этот счет: «Не то что в парламенте — захотел, изменил, а? Божьи-то законы, выходит, повыше?»
Он так и не понял, куда это гнул док. Когда он думает о боге, ему представляется его дед, читающий при свече в окружении всех своих сыновей и сыновей его сыновей. Все собрались к нему на ферму и внемлют слову его. Бол тоже будет вот так же читать своим, придет время. Он соберет вокруг себя всех своих детей и детей своих детей, и кафры пусть придут и слушают с порога, если его предки позволят им это.
Свеча — это то, что надо. Свеча отбрасывает на потолок тени. Куда лучше электрического освещения. Дедушка всегда выключал электричество и зажигал свечу. Дедушку давно похоронили, но отец оставил на ферме все, как было по обычаю отцов. Каждый вечер зажигали свечу — помолиться на сон грядущий и почитать из библии с медными застежками.
Так заведено. Бог захотел бы, было бы иначе. И нечего тут мудрить, все просто и понятно. О чем еще беспокоиться в жизни? Вот око, спасение души.
А старина Бильон слабоват, даром что такую должность занимает. Он, должно быть, забыл все эти вещи. Он слишком мягкий и больно уж возится с этими кафрами. А чего другого от него ждать? Одно слово: сэп[9] — сэп и есть. Они свое отжили.
Бол вытерся насухо и оделся. Он был полон желания приступить к исполнению своих обязанностей. Когда он вошел, старший констебль Бильон разговаривал по телефону. «Да, сэр, так точно, сэр, мы сделаем, сэр, сию же минуту, сэр, в остальном все в порядке, сэр».
Бильон положил трубку и сказал:
— Доброе утро, Бол… Дагга.
«Да-г-г-а» — зазвенело в ушах, вытесняя все остальное, даже такие мелочи, как расхождение во взглядах. Это слово несло тревогу и упоение, Бол жаждал схваток.
— Ночью, — объяснил Бильон, — накрыли какой-то гараж в Спрингсе, полный этой дряни, прятали под грудой старых покрышек.
— Спрингс?
— Да, констебль, Спрингс, там уже прочесали. Теперь они ищут этих молодцов в Йоханнесбурге. Вон куда цепочка потянулась: Спрингс — Йоханнесбург.
— Ну, а мы чем можем быть полезны? — спросил Бол.
— Вам должно быть известно, вся эта дрянь течет сюда с предгорий Дракенсберга. Ну, так вот, приметы: старый лимузин — «дженерал моторс», «бьюик», «понтиак» или «олдсмобиль», что-нибудь в этом роде, черный, он чуть не угодил в Спрингсе в засаду, но ушел из-под носа. Догнать не удалось. Новая резина, мощный двигатель.
— Есть приказания?
— Никаких особых приказаний. Просто проследить на случай, если они попытаются укрыться где-нибудь здесь. Я думаю, они попытаются спуститься в Наталь.
— Ну что ж, хоть это на худой конец. О боже, ну и тоскливо здесь!
— Тоскливо? Спокойно, вы хотели сказать?
— Тоскливо, — с ударением повторил Бол. — Надеюсь, что смогу получить пост где-нибудь в Ранде.
— Переводитесь? — с надеждой спросил Бильон.
Бол чуть заметно усмехнулся.
— Вы уж так прямо, сэр. Бракплатц еще свое не отслужил. Осталось еще немного… совсем немного.
— Ладно, Бол. Ближе к делу. Я хочу, чтобы вы попатрулировали сегодня утром два часа, и тогда до четырех можете быть свободны. С четырех отправитесь вместе с Экстейном. А пока проследите за большаком, держите под наблюдением все главные дороги. Нас интересует большая черная машина. Все.
— Сэр! — Бол щелкнул каблуками. Он сделал это по всей форме, не придерешься, но так подчеркнуто вежливо, что сразу было видно, в издевку. Повернулся и вышел.
Бильон поправил очки. «Помоги, господи! Чем скорее он станет сержантом и уберется отсюда, тем лучше, по крайней мере я останусь здесь хозяином». Экстейн и Момберг знать ничего не знают, кроме Бола, он для них прямо герой. «Ладно, их еще можно понять, ну, а шесть остальных констеблей — цветные, эти-то почему тянутся за ним? Будь я проклят, если хоть что-нибудь понимаю!»
Бильон тяжело вздохнул. Он теперь часто вздыхал, это уже вошло в привычку, будто его грузная фигура, вялые конечности, обрюзгшие щеки, все его существо противилось вечному напряжению, в котором должен пребывать старший констебль. Бильон постепенно сдавал, он это и сам чувствовал. Нет уже былой упругости в теле. С годами он становился все более мягким, сострадательным к людям, и многие стали считать это за проявление либерализма в духе новой Африки.
Старший констебль приободрился, когда увидел, что у ворот остановился знакомый «боргворд». Доктор Ян Вреде с ежедневным визитом, точный и аккуратный, как всегда. Минута в минуту.
Четырнадцать лет доктор Вреде следовал при этих ежедневных визитах строгому протоколу обмена приветствиями, который изменился только однажды в связи с производством Бильона в уоррент-офицеры[10], что значительно поднимало положение всего участка. Теперь он появлялся с неизменно официальным: «Доброе утро, старший констебль». «Доброе утро, доктор», — отвечал Бильон.
9
Сэп (букв. «книжник») — презрительная кличка, которую буры дали сторонникам политической партии Яна Смэтса, одного из идеологов британского колониализма в Южной Африке.
10
Уоррент-офицер — звание в некоторых иностранных армиях, среднее между званиями сержантского и младшего офицерского состава.